У ночи длинная тень

– Знаешь, я наврала тебе насчет отца. Он у меня вовсе не в министерстве работает. Он шахтер.

– Знаю, – сказал Карпов и обнял ее.

Лида неловко уткнулась лицом в его плечо. Карпов осторожно поцеловал ее волосы. Подумал: «Она ничего девчонка, красивая… Да, для начала неплохо. Секретарша – полезная вещь…»

В пятницу в управлении разбиралось дело о метконструкциях. Соболев собрал весь их отдел в своем кабинете и произнес длинную вступительно-ознакомительную речь. Когда он уже кончал свою ораторию, появилась комиссия от министерства. Шестеро довольно стереотипных мужчин в черных костюмах цепочкой прошли в его кабинет и деловито опустились на стулья вокруг начальственного стола, и тогда Соболев представил их как комиссию от министерства. Карпов покрылся испариной. «Теперь мне хана, – мелькнуло в голове, – Соболев не простит мне конструкции… Выговор о влепят в лучшем случае…» Рубаха его взмокла и неприятно прилипла к телу под мышками и на спине. Аббасов – он сидел напротив Карпова – ободрил его взглядом…Ну и долго же это тянулось, вечность…

Слава богу, проехало. Карпов еще раз отчитался за командировку и, не щадя красок, расписал ржавеющие под дождем метконструкции, попустительство ольховского начальства и свою «изнурительную» борьбу с ним. Потом слушал, как Соболев и все члены комиссии поочередно честят Ольховск. После них выступали сотрудники отдела и тоже бранили Ольховск, бранили по-научному, щеголяя друг перед другом эрудицией и интеллектом. А в заключение Соболев, ко всеобщему удовольствию, рассказал пару соленых анекдотов.

После собрания Карпов сразу пошел к себе в комнату. Он решил основательно разобрать свой стол и все лишние бумажки подшить в дело. Почти следом за ним в комнату вошла Лида.

– Послушай, Карпов, – сказала она.

– Здравствуй, – перебил ее Карпов.

– Мы уже здоровались, – смущенно отозвалась Лида. -Лучше скажи, у тебя восьмое дело? – она посмотрела куда-то в сторону.

Восьмое дело Карпов держал в руках, и он молча показал ей папку.

– Только машинка здесь сломалась, ну, скоросшиватель, – пробормотал он.

– Так замени. Давай заменю, – она вырвала у него из рук папку и пошла к двери.

Карпов схватил ее за локоть, загородил выход.

– Погоди, поговорим, пока никого нет.

– О чем? – Лида посмотрела на стену, потом на пол.

Карпов отвернулся, почесал голову, сказал тихо:

– У меня тут, знаешь, бумажка пропала. Письмо начальника СМР, знаешь?

Лида захлопала накрашенными ресницами, спросила:

– Ты где держал письмо?

Карпов замялся:

– Ну, не помню. В столе, может быть.

Она подошла к столу, выдвинула ящик. Проговорила неуверенно:

– Хламу-то, хламу сколько. Ну и ну… Гляди, тут и брошюрки справочные, и старые телеграммы…

Она вынула кипу телеграмм, сколотых несколькими скрепками сразу, принялась раскалывать их, раскладывать на столе, сортировать.

– Так, сейчас подошьем в «дело»…

– Да не копайся ты, подшивай все сразу, пачкой, – торопил ее Карпов.

– Сейчас, сейчас, – проговорила она, продолжая быстро разбирать бумажки, – надо все по порядку… Гляди, а это что?

– Где?

– Да вот, внизу, к телеграмме прицепилось, к скрепке… Уж не письмо ли это? Ну-ка, ну-ка… Так и есть, письмо. Ах ты, растяпа!

Карпов бросился к столу, схватил бумажку. «Письмо от начальника СМР»…

– Чудеса, – забормотал он обрадованно, – чудеса в решете. Лидуша, ты мой ангел-хранитель! Дай я тебя поцелую…

Она облегченно рассмеялась, увернулась от него. Карпов поймал ее ладонь в свои, сжал крепко.

– Знаешь… – начал он.

Она перебила:

– Знаю, – и опустила ресницы. Потом вдруг глянула на стол, проговорила быстро: – А где дырокол? Давай подошьем быстренько все бумажки, пока никого нет.

– Давай, – согласился Карпов. И подумал: «Секретарша, это верно, вещь полезная. Карьера, практика … Но… дело не в этом…»

– Давай подошьем, – весело повторил Карпов.

Вместе они стали искать дырокол.

Фитк прервал свой рассказ, и глубоко затянулся. Он сжимал в пальцах диковинную трубку, которую курил с явным наслаждением. Когда она у него появилась, я не заметила. Мы все так же возлежали на пушистом покрывале тахты, но тут она снова превратилась в могилу, да так резко, что я вскочила, а Фитк захохотал.

– Ну и что там дальше с Карповым и Лидой? – спросила я.

– А, неинтересно, – махнул он трубкой. – Меня больше прикалывает та бабка из соседней могилы.

Он произнес это так, будто «… из соседней квартиры…»

– Такая бабка бодрая, в шляпке тридцатых годов, вон она чешет через двор, общественница ненасытная, во-во, поднимается по лестнице, сейчас в двери трезвонить будет, смехота!.. Эту в семьдесят восьмом похоронили. Тоже та еще эпоха.

И он принялся ржать как сумасшедший, входит в соседнюю оградку, и ржет, аж согнулся, сейчас описается от смеха. Мне тоже становится смешно, хотя никакой бабки я не вижу. Но я хихикаю и иду за ним. Тут мы вдруг снова оказываемся в каком-то могильном баре, сидим за столиком, на котором красуется бутылка шоколадного ликера и бокалы с этим же напитком, на тарелках – пирожные. Фитк замолк, отдышался, пригубил свой ликер, и завел очередную историю:

– Инженер Рожков издал короткий вопль:

– Опаздываю!