У памяти свои законы

Михаил Антонович курил, смотрел на качающуюся Нюрку и думал о странном своем ощущении, будто эта девушка и взглядом и обликом давно и хорошо знакома ему, еще до той встречи в Косино. Может быть, он и вправду когда-нибудь встречал ее в трамвае или на улице, но скорее всего, он нигде ее не встречал, ибо бывает так, что увидишь незнакомого человека, а покажется, будто ты ждал с ним встречи много лет. В этой незнакомой девушке ему было все давным-давно знакомо — и поворот головы, и взмах тонкой руки, и изгиб круглых колен, и прическа легких волос над высоким лбом; и в то же время ему ничего не было в ней знакомо — ни одно движение, ни один взгляд. Он смотрел на нее с удивлением и испугом, ибо она напоминала ему его молодость.

Он видел, как Нюрка повернула голову в его сторону, встала и ушла в комнату. Из дома вышел Борис Гаврилович, подсел к Михаилу Антоновичу, затеял вечернюю беседу: поговорил о погоде, о международных событиях, стал расспрашивать о заводской работе. Но Михаил Антонович не поддержал этой темы. Как всякий рабочий человек, он не то чтобы стеснялся, но был целомудрен в разговорах о своей профессии и о своей печи. Он оберегал печь, дающую ему трудовое наслаждение, от постороннего равнодушия и непонимания их отношений, ведь за долгие годы совместной работы и дружбы человек и печь притерлись друг к другу, болели одними болезнями и неприятностями.

Они заговорили о прошлой войне, делясь друг с другом воспоминаниями. Нюрка сидела у темного окна, смотрела на них, освещенных светом террасы. Она не слышала слов, но, невидимая для них, с замиранием следила за живым, подвижным лицом Михаила Антоновича. Он словно почувствовал, что кто-то разглядывает его, резко повернул голову в ее сторону, и она испуганно отпрянула от окна, хотя он и не мог бы оттуда ее увидеть. Она отошла от окна, легла спать.

Утром снова отправились на рыбалку, опять на вчерашнее место. Так же, как вчера, жгли костер, варили уху. Так же, как вчера, Нюрка лежала на стоге сена, смотрела в небо, и, как вчера, к ней неслышно подошел Михаил Антонович.

— Я часто вспоминал тебя, — сказал он. — Ты мне даже снилась.

— Не нужно, — тихо проговорила она, словно бы извиняясь и умоляя, — не шутите со мной, я не понимаю шуток, я все воспринимаю всерьез. У меня нет чувства юмора, такой у меня дурацкий характер.

— Хорошо, — сказал он, — не буду. Но разве это шутка?

Она искоса глянула на него, встала и пошла по неясной тропинке вдаль. И он пошел рядом.

Неожиданно полил дождь. Внезапный и густой, он лил из черной тучи, лениво приплывшей из-за сырого горизонта. Нюрка побежала к старому одинокому сараю, стоящему на берегу темной Бездны. Михаил Антонович догнал ее.

Они стояли под навесом друг возле друга, а над ними, возле них струился из черной тучи слепой дождь. Нюрка почувствовала, что Михаил Антонович смотрит на нее. Она хотела пересилить себя и не смотреть на него, но не смогла пересилить и подняла глаза и посмотрела ему в лицо.

Любовь вошла в нее сразу, будто разрывная пуля. Нюрка ощутила, как от боли содрогнулся весь ее организм, внутренне ахнула и поняла, что умирает для прошлого существования и переходит в другую, незнакомую жизнь. Она удивилась этому ощущению смерти, рождающей новую жизнь, и, хотя испугалась неведомого будущего, не стала сожалеть о знакомом, привычном прошлом. Умирая, она не погибала, а становилась иной — лучше, значительнее, умнее и, главное, красивее. Просто прекрасной становилась она, и он видел прекрасность черт ее лица, слепящую ее красоту, от которой ей самой было и больно, и сладко, и стыдно.

Дождь давно кончился, а они все стояли под навесом старого сарая, подняв лица, глядя друг другу в испуганные глаза. Михаил Антонович нагнулся, поцеловал Нюрку в тихие губы. Он ласково ее поцеловал, бережно, словно давно и незабываемо любимую женщину. Она уткнулась носом куда-то ему под мышку. Он погладил ее плечи, сказал умным печальным голосом, потому что и для него началась сейчас новая жизнь:

— Дождь кончился...

— Угу, — подтвердила Нюрка и пошла на вольный воздух дышать последождевой прохладой.

Они шли молча через мокрый луг по сырой тропинке. Нюркин подол терся о травы и впитывал в себя дождь, оставшийся на высоких стеблях и листьях.

Нюрка думала: «Вот он идет рядом со мной, человек, которого я люблю. У него седые волосы, но он не старый, хотя ему и немало лет. Я не успела родиться раньше, чтобы встретить его в его молодости. Но я успела родиться вовремя, чтобы застать его на земле, а иначе мне было бы, наверно, совсем уж скучно и незачем жить».

Он тоже думал свои мысли. Он думал: «Она прекрасна, эта девочка, и беззащитна, как птица. Для себя и своей внутренней жизни я еще молод, но для нее я уже стар и нездоров. Она еще не родилась, а я уже умирал в военном госпитале от ран. Они и поныне разрушают мой организм болезнями, а она крепка телом и, наверно, душой. То, что сейчас живет во мне, — ново и незнакомо».