У подножия Копетдага

— Я ему во всем верю, только меня смущала такая таинственность. Поэтому я тебя и спросила.

— Бывают и от жен секреты, — улыбнулся Хошгельды и подумал про себя: "Молодец Вюши, даже жене не проговорился. А если бы рассказал, что подстерегает в виноградниках вора, сразу бы успокоил ее, но нарушил бы обещание".

— Я уверена, что у вас чисто деловые секреты, — сказала Таджигюль и, попрощавшись, ушла.

— Как приятно смотреть на таких людей, как Таджигюль, — вздохнул Хошгельды. — Как она любит Вюши, как она о нем заботится!

— А как же может быть иначе? — удивилась Бахар. — Жена так и должна относиться к мужу:

— Не в том дело, должна или не должна. Она любит его, потому так и относится.

— И не только потому, что она его любит, а потому еще, что и он ее любит, — сказала Бахар, став сразу очень серьезной. — Я уверена, что он никогда не писал ей таких резких писем, как ты мне, — тихо добавила она.

— А ты какие письма писала? — с досадой проговорил Хошгельды.

— Я очень боялась, что тебя связывают намерения моих родителей, и хотела доказать свою независимость, — призналась Бахар.

— Ты не знаешь, как мучила меня своими письмами, — впервые прямо заговорил о своих чувствах Хошгельды. — Но я не хотел, чтобы ты знала об этом, не хотел, чтобы ты жалела меня, и потому изо всех сил старался писать как можно сдержаннее.

— Мне бы не следовало и руки подавать тебе после этих писем, но я ничего не могла с собой поделать. Трудно угомонить сердце. — От этого признания Бахар залилась краской и на глазах у нее выступили слезы.

— Я всегда любил только тебя одну, — горячо говорил Хошгельды, взяв девушку за руку. — Я никого больше не замечал, но мне казалось, что ты меня не любишь…

Они долго стояли обнявшись под яблоневым деревом, забыв о том, что их могут увидеть…

— Хошгельды! — послышался протяжный крик с другой стороны сада.

— Ау! — откликнулся Хошгельды, отступив на шаг от своей возлюбленной.

Вскоре к нему приблизился Вюши и сразу же начал жаловаться на свои неудачи.

— Просто не знаю, что делать, — сетовал он вполголоса. — Неотступно слежу за Аллалы. Он спит всю ночь возле своей кибитки, и не только что не встает, но даже не шелохнется. Может, и правда не он виноград ворует?

— Ты меня, Вюши, огорчаешь своей неуверенностью. Как волки не перестанут нападать на баранов, так и Аллалы не перестанет воровать, — заметил Хошгельды. — Советую тебе пораньше начинать слежку.

— Попробую, — вздохнул Вюши.

В это время к ним подошла Бахар, держа в руках три больших красных яблока. Протягивая одно Вюши, она сказала:

— Это тебе, влюбленный супруг.

Вюши взял яблоко. Глаза его сияли.

Все трое направились в поселок. У дома Покгена они остановились, и Бахар предложила молодым людям зайти.

— Спасибо, мне некогда. Забегу домой, поем и сейчас же лечу по срочному делу, — сказал Вюши и подмигнул другу.

— И я сейчас зайду домой, — начал Хошгельды, — вымоюсь, переоденусь, потом…

— Куда потом? — перебила его Бахар, с тревогой в голосе.

— Потом к тебе приду.

— Ну вот и хорошо, — засмеялась она и вбежала во двор.

Приятели разошлись по домам.

Дурсун-эдже сразу заметила, что дочь пришла сегодня Оживленная и радостная. Только непонятно, куда она так торопится. А Бахар и в самом деле вела себя необычно. Всегда такая спокойная, она то и дело вбегала в свою комнату и сразу появлялась вновь. Она быстро вымылась, переоделась и вопреки обыкновению спросила у матери, что сегодня на обед и когда он будет готов.

— Что случилось, куда ты спешишь? — спросила Дурсун-эдже.

— Я никуда не спешу, я просто хотела тебе помочь, чтобы побыстрее все приготовить.

— Да все готово, отец придет и можно садиться.

— А я к обеду гостя жду, — сказала Бахар.

— Какие еще гости, девушки, что ли, придут?

— Нет, не девушки, — лукаво улыбнулась Бахар. — Один знатный молодой человек обещал нас посетить, — делая серьезное лицо, заявила она.

— Что-то с тобой сегодня случилось, — сказала мать, — ну-ка, говори, кого ты сегодня видела.

— Я Таджигюль сегодня видела, Вюши видела, Ходцгельды видела… — смеясь, перечисляла Бахар.

— А где Хошгельды?

— Он пошел домой.

— А кто же придет?

— Ну, а кто может придти ко мне, как ты думаешь? — задорно вскинув голову, спросила Бахар и обняла недоуменно глядевшую на нее мать. — Ты не бойся, мама, к нам не придет гость издалека, проехав на коне длинный путь. Наш гость живет рядом с нами, в нескольких шагах отсюда.

Дурсун-эдже ничего больше не сказала. В ее старческих глазах блеснули слезы…

Так пусть они встречают своего гостя, а мы последуем за Вюши.

Наскоро закусив, Вюши повесил ружье на плечо и, сказав жене, что вернется не скоро, отправился в сторону старого поселка. Напротив ветхой кибитки Аллалы, у дувала, огораживающего жилище старика, возвышалось тутовое дерево. За ним-то и укрылся Вюши.

Перед заходом солнца Аллалы вернулся откуда-то, гоня перед собой навьюченного осла. Сняв с животного поклажу, он внес ее в жилище и дал ослу травы. После этого Аллалы поджег, как обычно, кизяк и пристроил на огне свой закопченный, помятый чайник.