— Запруды наши не сдадут, — сказал Хошгельды. — Не надо, Кюле-ага, напрасно народ волновать. Через Два часа здесь сухо будет.
Сам Хошгельды больше всего опасался за участок, на котором находился Байрамов. Как бы там не смыло зеленя…
А вода вокруг них уже доходила до половины бугра, агроном понял, что она достигла высшего уровня. Теперь она постепенно начнет спадать, впитываться в землю, испаряться.
Прошло еще с полчаса.
— Пора уходить, — сказал Хошгельды.
— А не рановато ли? — заметил Курбанли. — Посмотри, как бурлит все кругом, поток, того гляди, и наш бугор захватит.
— Собирайте, товарищи, свои пожитки и следуйте за мной. А то некоторые, я вижу, собираются сидеть здесь и ждать, пока вся вода впитается в землю.
И опять вся группа двинулась в путь. Хошгельды и Овез шли впереди, находя дорогу по знакомым бугоркам. Вскоре они добрались до первой запруды, которая выдержала напор и стояла крепко. Немного посовещавшись, решили, что надо по мере сил сдержать течение там, где оно оказалось слишком быстрым. Следовало не только укрепить прежние перемычки, но и прорыть новые каналы. Промокшие насквозь люди снова взялись за лопаты.
Когда работа уже подходила к концу, послышался сигнал машины. Увлеченные делом, люди не сразу заметили, как подъехал грузовик.
— Как ты сюда попал? — спросил Курбанли вылезшего из кабины шофера. — Поселок-то наш цел?
— Поселок цел, а я вот за вами приехал, — ответил шофер и рассказал собравшимся вокруг него колхозникам, что Покген-ага еще ночью хотел послать за ними машину, но потом понял, что она все равно завязнет, и отложил это дело до утра.
— Ох, и волновался же за вас председатель! — рассказывал шофер. — "Что мне снль, — кричал он, — мне люди нужны! Они там закоченеют, погибнут!" И сам всю ночь спать не ложился…
Люди быстро погрузились. Машина подобрала по пути группу Байрамова, которая так же успешно поработала на своем участке, и вскоре въехала в поселок.
Слова полюбившейся песни донеслись до председателя, и он поспешил на улицу. Машина только что остановилась у его дома. Башлык несказанно обрадовался, увидев всех целыми и невредимыми.
— Молодцы вы мои, — говорил растроганный Покген, — с песней в селение въехали, сразу видно — победители!
— Ну, как, Покген-ага, силь тебе нужен или люди? — хитро улыбаясь, спросил Курбанли.
— А вы уж все знаете? — немного смутился Покген.
— Нашему председателю и люди нужны, и силь нужен, особенно, когда его умело используют, — сказал Хошгельды, посмотрев Покгену в глаза.
Старик ответил ему ласковым, благодарным взглядом.
СПОРЫ И ПРИМИРЕНИЯ
Опять настали солнечные знойные дни. Предгорья нарядились в зеленые травы и красные маки. Благоухали сады. В один из таких дней Нязик-эдже решила осмотреть перед работой свой приусадебный участок.
"Пойду погляжу, что там наш сын сделал", — подумала она. Хошгельды уговорил родителей отдать ему хотя бы половину земли, опыты, говорит, нужно делать. Вот и захотелось матери поглядеть, какие же это опыты делает ее сын.
Весь участок Хошгельды был разбит на маленькие грядки, не более двух-трех метров в длину. Нязик-эдже нагнулась над одной такой грядочкой, потом резко выпрямилась и закричала не свойственным ей громким голосом:
— Орсгельды, скорее иди сюда! Ой, беда на нас напала, ой, беда!
— Что случилось? — спросил запыхавшийся Орсгельды, торопясь к жене.
— Ты только взгляни, что наделал наш сын, посмотри, что тут у него растет! Зачем мы его послушали, зачем отдали землю! Сколько бы помидоров, огурцов, луку у нас могло быть, — причитала она.
Орсгельды молча обошел все грядки, внимательно разглядывая всходы. Лицо его стало хмурым. Видно было, что и он не на шутку рассердился.
— С ума сошел парень, — всердцах сказал он, — сорняками всю землю засеял, хуже ребенка малого.
— Другие дети, и то умнее, — согласилась Нязик-эдже, — смотришь, косточку урюка или там персика в землю закапывают, значит понимают, что плод полезный может вырасти. А этот сорняки разводит, — возмущалась она, — да где это видано!.. Хошгельды! — крикнула Нязик-эдже, обернувшись к дому.
Но ответа не последовало. Сын поднялся раньше родителей и, чтоб не тревожить их, ушел без завтрака.
— Нету его… — с досадой в голосе сказала Нязик-эдже. — Давай сейчас же перекопаем грядки, — решительно добавила она.
Орсгельды задумчиво стоял, поглаживая ладонью бороду.
— Нет, пока не будем ничего трогать, поговорим раньше с Хошгельды. Ведь не может того быть, чтобы его понапрасну учили, — вслух размышлял он. — Да и кто бы стал держать его в должности агронома, если он ничего не понимает. С ним считаются даже такие люди, как Чары-ага и башлык. Может быть, мы с тобой чего-нибудь не понимаем? Неужели зря могут дать бумагу, в которой удостоверяется, что он агроном?
Нязик-эдже хоть и согласилась ничего не делать до прихода сына, все-таки возразила мужу: