— Что, уже договорились о крестинах?
— Да, Настя сама попросила меня быть крестной матерью её сына, — с гордостью сообщила она.
— А почему ты думаешь, что у нее будет сын? Вон, смотрю голубенькое вяжешь, — поинтересовался он, указывая пальцем на вязанье.
— Не знаю, — пожала плечами молодая женщина, — но мне почему-то так кажется, что будет сын.
— А если будет девочка? — продолжал он допытываться.
— Ну, срок-то еще небольшой. Успею, если что, и розовое связать, а это тогда себе оставлю, — перестала она мелькать спицами и впилась в него долгим многозначительным взглядом.
— Подожди-подожди, — присел он на подлокотник дивана, — что-то ты не договариваешь. Я это ещё в столовой приметил. Что-нибудь чувствуешь?
— Чувствую, — еле слышно прошептала она одними губами, — но только об этом пока рано говорить.
— Так, — пересел он к ней поближе, — а теперь с этого момента поподробнее, пожалуйста. — Ты что, уже делала тест?
— Нет, ещё не делала. Да и тест еще ничего не покажет. Слишком рано. Но я уже чувствую, что там уже нечто произошло. Вот только не спрашивай, как я это смогла почуять. Вы мужчины, всё равно такого не поймете, а словами тут никак не объяснить, — предварила она его расспросы. — Там всё ещё на клеточном уровне, но я чую, что новая, даже не жизнь, а только её зачаток, уже появился. Знаешь, за долгие годы ожидания, я научилась прислушиваться к своему организму. И вот сейчас он мне намекает на свои изменения, которые скоро начнут проявляться.
Афанасьев не стал донимать расспросами Веронику. Она и так рассказала всё, о чем могла рассказать. Он просто взял её руку и молча поднес к своим губам.
Мирную идиллию прервал противно дребезжащий звонок коммуникатора, засунутого в задний карман диктаторских треников. От близости, которая могла вот-вот возникнуть, пришлось на время отказаться, к явному неудовольствию обоих (супругов). Прежде чем принять звонок, Афанасьев мельком взглянул на экран, чтобы заранее знать, кто тормошит его в редкие минуты отдыха и кого следует завтра поутру за это расстрелять в Александровском саду Кремля. Звонил Глазырев. Пришлось взять трубку, ибо это был не тот человек, который будет надоедать никчемными звонками по разным пустякам, да ещё в такое неподходящее время. К тому же он сам вспомнил, что Глазырев, накануне, сам обещал позвонить, чтобы доложить предварительные результаты затеянной ими аферы.
— Слушаю вас, Сергей Юрьевич, — прогудел он почти ласково.
Вероника была понятливой женщиной, поэтому, как только она услышала, что её избранник назвал мужское имя, она, ни слова не говоря удалилась в спальню, чтобы своим присутствием не смущать диалог двух очень серьезных чиновников. Глазырев, как человек сугубо гражданский, никогда не называл его на военный манер «верховным», пользуясь общепринятым вежливым обращением по имени и отчеству. И в этот раз он не изменил своей манере:
— Добрый вечер Валерий Василич! — воскликнул он, и диктатор сразу же уловил с первых слов его победное настроение. — Я не слишком поздно?!
— Да, нет, — сразу успокоил диктатор министра и банкира в одном лице. — Я ещё не ложился. Судя по вашему тону у вас для меня имеются хорошие вести? Выкладывайте.
Мельком глянул на специальные шторы, опущенные до самого пола.
— Только что закрылась биржа в Лондоне! Вы не представляете, какая буря разразилась на площадках «голубых фишек»! Я последний раз такое видел 12 лет назад, когда рухнул рынок недвижимости, спровоцированный банкротством «Мэрил Линч» и «Леман Бразерс»28! — задыхался от восторга руководитель ЦБ. — Как только репортеры связались со своими редакциями, а те, в свою очередь с основными азиатскими и европейскими биржами, тут такое началось, что просто мама не горюй!
— Так-так, — поддержал его мажорное настроение Афанасьев. — Продолжайте-продолжайте.
— Как мы с вами и предполагали: котировки «Промгаза» резко пошли вниз, а вслед за ними и аффилированных с ним юридических лиц, таких как «Газтранс», «Ямал-газ», «ЗапСибГаз» и других, что будут помельче!
— Ну-ну, — стал подначивать его Афанасьев, невольно заразившийся оптимизмом.
— В общем, котировки упали сразу на 20 %! Началась распродажа акций! — продолжал ликовать Глазырев.
— А вы?! Вы уже начали скупать подешевевшие акции, как обещали?! — сгорал от нетерпения Верховный, мало что понимая в биржевых игрищах.
— Нет! — сказал, как обухом по голове ударил министр-пройдоха.
— Но почему?! — удивился и одновременно расстроился диктатор, который рассчитывал на то, что под шумок удастся отжать на законных основаниях, в пользу государства, некоторое количество акций у зарубежных «непартнеров».
Сергей Юрьевич вздохнул и принялся на пальцах объяснять тугодумному правителю «политику партии»: