У порога великой тайны

Михаил Васильевич не сразу начинает речь. Ему трудно говорить. Рядом с ним на этом собрании должен был стоять его друг и одногодок профессор Георг Вильгельм Рихман. Первыми в России Ломоносов и Рихман совместно начали изучение электричества. Но Рихмана нет в живых. Он погиб летом того же, 1753 года, проводя вовремя грозы смелые опыты с молнией. Чудом уцелел и сам Ломоносов, ставивший в своем доме такие же опыты…

Михаил Васильевич справился, наконец, с волнением. Оглядев белые, напудренные парики академиков, он начинает свое «Слово», в котором так близко подошел к разгадке происхождения атмосферного электричества.

Он говорит о трении водяных и других паров, от которого происходит электричество в атмосфере. Он говорит о «жирных материях», кои «пламенем загораться могут». В них трением электрическая сила возбуждается. Откуда происходят эти «жирные материи», содержащиеся в воздухе? Их источник — «нечувствительное исхождение из тела паров, квашение и согнитие растущих и животных по всей земли».

Нам понятно, что под «жирными материями» надо разуметь не жировые вещества, а углерод. Но в те времена его химическая природа еще не была выяснена…

Белые завитые парики шевельнулись. Этот предерзостный выскочка пытается в своем «Слове» утвердить, что «жирные туки» воздуха могут служить пищей для растений! Послушайте, послушайте!..

— Преизобильное ращение тучных дерев, которые на бесплодном песку корень свой утвердили, ясно изъявляет, что жирными листьями жирный тук в себя из воздуха впивают: ибо из бессонного песку столько смоляной материи в себя получить им невозможно…

По залу пробегает легкий шорох. Некоторые даже оглядываются, будто ища глазами почтеннейшего петербургского академика Георга Вольфганга Крафта, тому назад лет десять убежденно писавшего, что лучшим питанием для растений служит «чистая вода, весьма мало или никак соли не имеющая». Но Крафт теперь далеко, — вышел на пожизненный пансион и уехал к себе на родину в Тюбинген.

Проходит десять лет, и в знаменитом своем трактате «О слоях земных» Ломоносов вновь заговаривает о питании растений из воздуха:

— Откуда же новый сок сосны собирается и умножает их возраст, о том не будет спрашивать, кто знает, что многочисленные иглы нечувствительными скважинками почерпывают в себя с воздуха жирную влагу, которая тончайшими жилками по всему растению расходится и разделяется, обращаясь в его пищу и тело.

Да, предерзостные мысли высказывал Ломоносов. Он шел против установившегося мнения. Ведь в ту пору, в середине XVIII века, смутные догадки Мальпиги и Гейлса о роли листьев в питании растений подвергнуты были осмеянию как устарелые и несостоятельные. Господствовала водная теория питания, которая — казалось, неопровержимо — доказывалась новыми опытами.

Во Франции известный естествоиспытатель, член Парижской Академии наук Дюгамель дю Монсо, написавший книгу «Физика деревьев», считал догадки Мальпиги курьезом.

— Вздор, чистейший вздор! — восклицал Дюгамель. — Кому же не ясно, что лист — это всего лишь помпа, выкачивающая из растения излишнюю влагу. Тысячу раз прав был несравненный Ван-Гельмонт! Вода — вот источник пищи для растения. Я выращивал деревца, поливая их только чистой водой, взятой из Сены. И что же?! После взвешивания растений и почвы из горшка я получал совершенно тот же результат, что и великий голландец. Нельзя не верить фактам!..

Веселый, оживленный, уверенный в себе, Дюгамель ведет этот разговор, гуляя весенним вечером со своим другом по набережной Сены.

А в Петербурге, в доме на берегу Мойки, больной, с опухшими, закутанными ногами, Ломоносов, сидя в кресле, излагает одному из ученых проект «Нового регламента Академии наук». И тут Михаил Васильевич вновь обращается к ботанике. Он высказывает мысли, едва ли понятные его собеседнику, хотя тот просвещенный, широко образованный человек. Мысли, которые лишь через столетие разовьет в своих работах Климент Аркадьевич Тимирязев; мысли, которые будут поняты и оценены до конца лишь в XX столетии; это мысли о содружестве наук, без которого невозможно было бы проникнуть и в лабораторию зеленого листа.

— Анатомия и ботаника полезны физику, — борясь с одышкой, раздельно читает Ломоносов, — поелику могут подать случай к показанию причин физических… Ботаник для показания причин растения должен иметь знание физических и химических главных причин…

Ломоносов умолкает, тяжело дыша. Опустив на колени листок с наброском «регламента», он глядит мимо собеседника, куда-то в сад. Листва с деревьев уже опала. За окном холодный осенний ветер треплет кроны, прихотливо сплетенные из сотен гибких побегов.

— Голые, — бормочет про себя Ломоносов, — а все же хороши, ибо живые!..