У последней черты

ным резцом — двадцать четыре зубца, кобальтовая сталь — ту, которую купил специально, чтобы засечь время на перепилива-ние, помнишь? Она все еще валялась у меня в ящике, на всякий случай, вот случай и пришел. Надо было видеть лицо нашего подозреваемого! Его всего перекосило! Еще бы: он почему-то решил, что мы нашли свидетеля, который нам все эти подробности и пересказал, и что будто бы мы где-то откопали его ножовку. А я, обрати внимание, ни слова не сказал на этот счет, так что уж не знаю, как ему могло такое в голову прийти.

Джейк смотрел на Олли с деланным осуждением, тщетно пытаясь подавить в себе искреннее восхищение.

— Короче, судя по всему, парниша сделал такой совершенно ни на чем не основанный вывод, и тут его прорвало. Он начал взахлеб рассказывать о всех деталях своего преступления. По-моему, он делал это с радостью и облегчением, как у них принято в группах восстановительной терапии. Может быть, принял меня за психиатра.

Джейк попытался представить доктора Чендлера с золотыми очками в небрежно отставленной руке на фоне яркой приемной, где на столике обманчиво-невинно разложены журналы «Эсквайр». Ничего более нелепого придумать было невозможно. Чтобы отвлечься от странных образов, переполнивших его воображение, Джейк спросил:

— И что дальше? — хотя полагал, что сюрпризы закончились.

— А дальше — угадай, где работает наш саботажник!

— Сдаюсь! — покорно сказал Джейк, чтобы поскорей узнать правильный ответ.

— «Регенте».

— Шутишь?

— Работает в «Регентсе», покупает там всю свою одежду, ведь сотрудникам полагается скидка.

— Так что, в итоге, он тебе рассказал?

— Все. Целый час не умолкал. Вот, в двенадцать только расстались с ним. Если коротко, то дело обстоит так: его мать находилась в коме, лежала в «Линии жизни». Вышел доктор, не помню кто, сообщил, что мать умерла. А на самом деле она еще была жива, по крайней мере, большинство людей ее к мертвым бы не отнесли. Я сам расследую убийства и привык думать: «Смерть есть смерть», но после сегодняшнего разговора с врачом у меня кругозор в этой области весьма расширился. В общем, она была небезнадежна, но на истории болезни была отметка о том, что она — добровольный донор, и кому-то пришло в голову забрать ее сердце и почки для богатеньких пациентов, которым давно не терпелось поправить свое здоровье.

Этот парень был так потрясен известием о смерти матери, что долго и бесцельно бродил по коридорам, но потом увидел издали ее лечащего врача, захотел о чем-то спросить и бросился его догонять. И надо же такому случиться, что тот врач направился прямиком в кабинет доктора Лоуэлла, который находился, между прочим, в другом корпусе. Парню показалось подозрительным то, что врач отправился в столь дальнее путешествие и не стал его окликать. Дело было ночью, доктор хвоста за собой не заметил, а наш Пинкертон притаился под дверью и подслушал разговор этих двух эскулапов. Они, ничего не подозревая, обсуждали пересадку сердца миссис Далингер какому-то воротиле и говорили, что операция уже идет, что адвокат этого толстосума заплатит им ровно через три дня по двести тысяч долларов и что некоему посреднику достанется сто тысяч. Причем складывалось впечатление, что ни один из этой троицы не собирался указывать эти суммы в налоговых декларациях.

Джейк откинулся на подушку и уставился в потолок. Олли остановился.

Прости. Я понимаю, тебе неприятно это все слушать.

— Да ладно. Если собрать вместе все, что я знал от Саттера, Марсдона и из писем Криса, такой поворот событий можно было предвидеть. Просто я не переставал надеяться, что он этого не делал. Рассказывай дальше.

— Наш Джеймс Бонд дождался, пока оба врача вышли из кабинета, обогнал их и как бы невзначай обернулся назад. В ту же секунду он узнал в Лоуэлле человека, которого встречал много лет назад.

— Как это?

— Не буду рассказывать, все равно не поверишь.

— Не тяни! Что за манера у тебя издеваться над больными людьми?

— Шесть лет назад жена этого парня сделала аборт, а спустя два года покончила с собой, и он обвинил во всем гинеколога, который этот аборт проводил. И знаешь, кто был тот доктор? Твой друг. И знаешь кто был наш парень? Тот ненормальный, который напал на Дока четыре года назад в клинике. Помнишь, тот, с татуировкой, про которого мне Джеб рассказывал? Он про поджог ничего не упомянул, но ставлю сто к одному, что тот пожар — его рук дело. Показаний он пока не давал, но это вопрос времени. Если его взяли за убийство, один маленький поджог ничего не изменит. Я его пораскручиваю на эту тему, намекну, что свидетеля нашел, то-се. Признается.

Глаза Чендлера блестели в предвкушении удачной интеллектуальной игры, результатом которой будет саморазоблачение поджигателя и убийцы. Джейк почему-то не разделял его возбуждения. Он с удивлением понял, что не чувствует радости от поимки этого человека, и слушал рассказ Чендлера скорее обреченно, чем с восторгом.