У последней черты

— Я не считаю, что мы жалуемся, скорее, мы выражаем обеспокоенность. Ну, например, результаты единого госэкзамена:

средний б зал постоянно падает. Исследования показывают, что почти половина выпускников старших классов не умеют читать. Однако вместо того, чтобы обучать их чтению, школы направляют свою энергию на разработку программ по половому воспитанию, развитию собственного достоинства и единству в разнообразии.

— К слову, о половом воспитании, — продолжал Магони. — Детям рассказывают о сексе в отрыве от морали и нравственных устоев. Подростки получают презервативы в школьных медпунктах, что просто возмутительно, и в этом со мной соглашаются родители самых различных взглядов. Многие школы даже отправляют учениц на аборты, не ставя в известность родителей.

Джейк зафиксировал пару основных пунктов, но на последних словах Магони он бросил печатать. В тему, не в тему, - опять про аборты!

— Я не слишком быстро, мистер Вудс? Вы успеваете записывать?

— Нет-нет, в самый раз. Прошу вас, продолжайте.

— Вы на пленку записываете?

— На пленку? Нет, я конспектирую, — Джейк взгляйул на экран. Он напечатал шесть неполных предложений и несколько обрывков фраз, которые, если понадобится, можно будет развить.

— Просто интересно, как это вам удалось записать все, что я вам тут говорил. Неужели вы так быстро печатаете?

— Дело в том, что я вряд ли воспользуюсь всем, что вы мне рассказали на все сто процентов. В журналистике свои приемы. — Да он, похоже, считает, что все его перлы должны ловиться на лету и вставляться в рамочку.

—• Я понимаю, что не на все сто. Просто интересно, как вам удастся точно передать то, что я вам рассказал.

— Послушайте, мистер Магони, я конспектирую ваши слова точно так же, как я конспектировал слова Барбары Бетчер из НАВО и всех остальных. Вы находитесь на общих основаниях, никакого особенного отношения. Если вы думаете, что против вас готовится всеобщий заговор, вы ошибаетесь. — Эти их постоянные истерики по поводу необъективности прессы - ненормальные параноики! —

Через тридцать две минуты эта статья должна лежать на столе главного редактора; я не имею возможности записать ваше интервью на пленку, а потом перенести на бумагу слово в слово.

— Я понимаю. Я просто хочу, чтобы все было точно. Я надеюсь, что, когда вы будете просматривать ваши заметки, вы вспомните, что я говорил и в каком контексте. Я не прошу вас соглашаться с моим мнением, все, чего я прошу — это объективности и точности.

Джейк даже побагровел от возмущения:

— Я журналист с двадцатилетним стажем. Я известен своими объективностью и точностью. Если вы хотите прекратить интервью, прекрасно. Я ограничусь тем, что вы мне успели-таки сообщить. Однако не жалуйтесь потом, что большинство цитат будет со стороны ваших оппонентов, поскольку вы отказываетесь продолжать.

— Я вовсе не отказываюсь продолжать. Я просто хочу, чтобы меня цитировали точно.

— Так и будет. А теперь прошу вас не терять времени. Есть у вас еще что-нибудь добавить? — Джейк услышал, как в трубке вздохнули, и это его очень раздражило.

— Очень важно, чтобы ваши читатели поняли, что, если бы государственные школы работали бы на конкурсной основе, как частные предприятия, дела в них обстояли бы иначе. К примеру, мне может не нравиться машина, которую вы покупаете, или механик, которого вы нанимаете, но это ваш выбор и мне до этого дела нет. Однако если вы выбираете машину и механика, а плачу по счетам я, то разве я не имею права вмешаться? Если налогоплательщики считают определенные программы ошибочными и вредными и если эти программы оплачиваются за их счет, люди имеют право высказать свое мнение. Государственные школы принадлежат не только администраторам, учителям и НАВО, они принадлежат всем людям и, в частности, родителям.

— Вы утверждаете, что от государственных школ один вред? — задавая вопрос, Джейк уже печатал: «программы ошибочны и вредны».

— Я бы не стал обобщать. По многим предметам разработаны прекрасные программы. Меня беспокоят лишь те, о которых я говорил, от них ца самом деле только вред. Я не сомневаюсь в искренности их разработчиков, но воспитание вне устоев и ценностей по сути своей разрушительно для детской психики. Неудивительно, что молодое поколение не знает цену человеческой жизни, неудивителен рост подростковой преступности, когда в школах им проповедуется, что в порядке вещей — выбросить слабого за борт, если оставшимся в лодке будет легче продолжать путь; что ничего нет страшного в убййстве нерожденного ребенка.

Ну, вот, опять! Сколько можно?