У пределов мрака

Он охотился без собак, стоимость которых превышала его финансовые возможности; кроме того, он не смог бы перенести их потерю от львиных когтей и клыков. Поэтому ему помогали только двое жалких кафров. Сейчас кафры отправились вверх по течению Коронго в надежде добыть дикую козу на ужин. Они задерживались, и Ганс достаточно хорошо знал их привычки, чтобы оставить надежду снова увидеть их.

— Конечно, — проворчал он, — вместе с ними я лишусь пары дешевых древних ружей, но сейчас они были бы весьма кстати.

Если бы ему удалось застрелить льва и получить вознаграждение в размере восьми фунтов стерлингов, не считая стоимости шкуры в том случае, если она окажется не очень поврежденной.

Приближались сумерки; издалека долетели слабые раскаты львиного рыка; он не был уверен, что животные подойдут к воде. Если хищники все же решатся посетить водопой, возле Коронго трудно было бы найти удобное для засады место.

Ганс проверил ружье и зашагал к акации.

Внезапно он остановился; появившиеся из зарослей колючих кустов два темных силуэта направились к той же одинокой акации.

Он разглядел львицу с львенком и очень удивился — что могло заставить мать с детенышем покинуть прайд, членом которого они являлись?

Впрочем, он почти сразу же получил ответ на свой вопрос: львица то и дело останавливалась, чтобы с жалобным рычаньем полизать лапу.

Ганс был профессиональным охотником, и добытая львица означала для него прежде всего сумму в шесть фунтов стерлингов. Но, убив львицу, он оставлял сиротой львенка!

Будь с ним кафры, он попытался бы поймать львенка живым, что могло принести ему небольшую прибыль, но, оставшись без помощников, он был не в состоянии справиться с этой задачей.

— Маленький разбойник, ты обойдешься мне в потерю приличной суммы, — проворчал он, опуская ружье.

Львы приблизились к акации, но в ее тени скрывался другой их враг, не имевший столь добрых намерений, как Ганс Дриггер.

Ганс увидел, как заколебались заросли высокой сухой травы, и услышал жалобный вопль львенка. Его мать, несмотря на рану, присела и прыгнула в заросли.

Львенок оказался зажатым в кольцах громадного питона, высоко поднявшего небольшую голову с раскрытой пастью.

Судя по всему, львица не могла надеяться на победу над чудовищной змеей: она с жалобным рычаньем кружила вокруг питона, медленно душившего беспомощного львенка.

Львенок еще продолжал пищать, но все тише и тише: через несколько мгновений удав наверняка раздробил бы ему кости.

Два раза прогремело ружье — Ганс выстрелил едва ли не машинально. Питон мгновенно развернулся, бешено забив хвостом и тут же затих; две тяжелых пули раздробили ему голову.

Львица кинулась на поверженного врага и ей хватило пары минут, чтобы разорвать тело гигантской змеи в клочья. Чудом уцелевший малыш из осторожности держался немного в стороне от кровавой расправы.

На эту драму потребовалось меньше времени, чем ушло бы у Ганса на рассказ о произошедшем; когда удав превратился в груду окровавленных лохмотьев, львица осознала присутствие новой опасности в лице человека, хотя и оказавшего ей неожиданную помощь.

Человек… Постоянный враг, распоряжавшийся страшными невидимыми пчелами, прилетавшими издалека и несущими смерть львам.

Некоторое время человек и лев молча смотрели друг на друга: потом львенок подбежал к Гансу, принялся ласкаться к нему и даже стал кувыркаться, словно приглашая человека поиграть с ним.

Львица заворчала, и ее хвост принялся хлестать зверя по бокам. Очевидно, она была ошеломлена зрелищем игры человека с ее детенышем и растерялась, не зная, как ей поступить.

Наконец Ганс шлепнул в последний раз львенка и подтолкнул его к матери.

Львица схватил детеныша зубами за шиворот и мгновенно исчезла с ним в кустах.

— Я где-то читал, — засмеялся Ганс, — что львы понимают, что человек оказал им услугу и проявляют признательность. Конечно, эта болтовня не имеет смысла, и я напрасно вспомнил эту чепуху.

Кафры так и не вернулись, и Ганс провел почти бессонную ночь возле небольшого костра.

Утром, едва рассвело, Ганс приготовил себе скудный завтрак. Не успел он взяться за бисквиты с копченым мясом, как послышалось рычание, и из кустов показалась львица. Остановившись в нескольких шагах от застывшего, словно статуя, охотника, она пристально смотрела на него, не проявляя при этом ни малейшей агрессивности.

Через минуту львица вернулась в кусты, тут же опять вышла к человеку, затем несколько раз повторила этот маневр, сопровождая свои действия едва ли не дружелюбным рычанием.

Потом она перестала обращать внимание на человека, позвала львенка и скрылась с ним в прибрежных зарослях.

«Как интересно, — подумал Ганс, — охотники, хорошо знающие львов, рассказывали, что это очень умные животные, пожалуй, превосходящие интеллектом некоторых людей. Мне сдается, что свирепая мамаша старалась дать мне понять, что в кустах скрывается нечто, способное заинтересовать меня».

Львы и носороги без особого труда способны проникнуть в перепутанную массу колючих ветвей, тогда как для человека подобное поведение можно считать настоящим подвигом.