У птенцов подрастают крылья

— Тут и моя доля есть, — возмутился я, — на мою удочку попался!

— Неважно, на чью, а важно, кто его вытащил! — не сдавался Михалыч.

— Ладно, ладно, — примиряюще сказал Миша. — Ловля еще не кончена.

Ho предвечерние часы не принесли с собой ничего интересного. Миша поймал пару некрупных голавликов, а мы с Михалычем — по одному.

Солнце уже совсем склонилось к горизонту, стало прохладно. Снова, как и в прошлый раз, в лугах закричали коростели, по заводям заквакали лягушки, и, как бы солируя в этом весеннем концерте, защелкал, засвистал соловей.

Изредка то там, то тут в реке слышались громкие всплески. Это речные хищники — шересперы — охотились за мелочью. Особенно сильно плескались они в мельничном омуте у песчаной отмели.

— Вот бы кого поймать!.. — сказал я, когда один из шересиеров всплеснул невдалеке от нас.

— Да как его поймаешь-то? — ответил Миша. — Ишь хитрый какой: все посреди речки бьет, к берегу и не подходит.

Михалыч ничего не говорил. Он посидел еще с полчасика, покурил, потом неторопливо встал.

— Ну, на сегодня эту ловлю я приканчиваю, берусь за другую.

— За какую другую? — спросил я.

— Пойду на брод, половлю пескарей.

— На что они вам? — удивился Миша. — Голавль ночью лучше всего на рака берет.

— Может, и понадобится, — уклончиво ответил Михалыч. Он взял ведерко для рыбы, червей, легкую удочку и удалился на брод.

— Чудит старичок, — подмигнул ему вслед Миша.

Мы посидели еще с часок. Уже начало смеркаться.

— Куда-то наш дед пропал, — забеспокоился Миша, — в речку бы еще не свалился.

Но в это время зашелестели раздвигаемые кусты лозняка, и из них вылез Михалыч целый и невредимый.

— Ну, пескариков я наловил, — объявил он, — а теперь, ребятки, идемте к мельнице, к омуту.

— Зачем? — изумились мы.

— Поможете мне переметик на пескарей поставить. Ужотко на ранней зорьке шереспера и поймаем.

— Перемет? Откуда он? — удивились мы.

— Как — откуда? Из дома прихватил. — Михалыч торжествующе взглянул на нас. — Опытный рыбак всегда учтет, какая снасть где пригодиться может, учтет и прихватит с собой, — назидательно закончил он.

Мы с Мишей не без зависти глядели, как Михалыч не торопясь вынимал из своего рыболовного мешка аккуратно намотанный на дощечку перемет.

Как же мы-то не догадались смастерить такой же? Снасть самая простая: длинный прочный шпагат и к нему посредине, на некотором расстоянии друг от друга, привязаны поводки. На каждом поводке крючок. Вот и вся снасть.

Действительно, на этот раз Михалыч оказался куда предусмотрительнее нас. Нечего делать: пришлось признать свою недогадливость. Хорошо хоть, Михалыч догадался. На утренней зорьке обязательно шереспера поймаем, а может, и не одного.

Придя к омуту, к тому месту, где у песчаной отмели шересперы особенно «зверствовали», мы надели на крючки пескарей, затем перетянули шпагат через всю отмель с одного берега на другой, так что наши пескари на крючках могли отлично разгуливать по мелководью. Концы шпагата мы крепко привязали к сучьям прибрежных кустов.

Снасть поставлена. Теперь, речные разбойники, милости просим, хватайте наших пескарей и попадайтесь на крючки! Очень довольные мы отправились к месту ночевки, к сенному сараю.

— Ну-с, после трудов праведных не худо и закусить, — объявил Михалыч, — да и соснуть часок-другой тоже не вредно.

Сухих поленьев около сарая валялась целая груда. Мы мигом развели костер, попили чаю, закусили.

В сарае нашлось немного прошлогоднего сена. Им мы набили наши спальные мешки, а Михалычу разложили его кровать. Но тут у нас произошло небольшое разногласие. Мы с Мишей хотели лечь спать под открытым небом. Михалыч же распорядился поставить свою кровать в сарай и нам тоже посоветовал тащить туда же наши мешки.

— Нечего Робинзонов разыгрывать, — сказал он. — Еще пойдет ночью дождь, вымокнете, потом возись с вами.

Мы решили не спорить и покорно втащили все наши постели в сарай.

— Ну вот и отлично! — одобрил Михалыч. — А теперь живо спать.

Он улегся на свою кровать. Не прошло и пяти минут, как весь сарай задрожал от богатырского храпа.

— Ого, вот это заворачивает! — одобрил Миша и тут же последовал примеру Михалыча.

Разница заключалась только в том, что Михалыч вел басовую партию, а Миша подтягивал ему слабеньким тенорком.

Чтобы не слушать своеобразный дуэт, я укрылся курточкой с головой, по и это не помогло. Наконец, промучившись больше часу, я заснул.

— Вставайте, Алексей Михайлович, вставайте, всю зорю прозеваем! — услышал я сквозь сон и тут же открыл глаза.

В сарай заглядывали первые лучи солнца. Неподалеку от меня стоял Миша и тряс за плечо Михалыча.

— Рано еще. Поспим немножко, — бормотал тот.

— Да куда же спать? Уже солнце встало.

— Немножко поспим, рано еще, совсем рано, — в полусне отвечал Михалыч.

— Подожди, Миша, — сказал я, вскакивая с постели. — Так у тебя ничего не выйдет. Вот я его сейчас возьму за пятку и пощекочу — мигом вскочит.

— Я те возьму за пятку, — послышался неожиданно совсем бодрый голос Михалыча, — я те возьму! — И он сразу сел.

— Вот это другое дело, — одобрил Миша.