У птенцов подрастают крылья

Михалыч сидел на своей кровати, плотно прижав пятки к земле. Но вставать ему, видимо, очень не хотелось.

— Ребятушки, — как-то заискивающе проговорил он, — вы бы сходили одни на отмель, осмотрели бы перемет. А я живенько вслед за вами.

— Нет, не выйдет, — сурово заявил я. — Мы уйдем, а вы тут до обеда проспите. Нечего тогда и на рыбалку ехать. Советую немедля вставать. — И я бросил выразительный взгляд на землю, где сиротливо белели голые, ничем не защищенные пятки Михалыча.

— Изверг, бесчувственный изверг! — почти простонал он и, повинуясь горькой необходимости, начал обуваться.

— А хорошо, братцы мои! Поглядите, какое утро! — весело сказал Михалыч, когда мы уже совсем готовые вышли из сарая. — Всегда рекомендую вставать как можно раньше, — назидательно добавил он, будто забыв, с каким трудом мы только что подняли его с постели.

Бодро шагая по росистой траве, Михалыч начал декламировать:

Ясно утро. Тихо веет
Теплый ветерок;
Луг, как бархат, зеленеет,
В зареве восток.

Окаймленное кустами
Молодых ракит,
Разноцветными огнями
Озеро блестит.

Действительно, из-за ракит и кустов ивняка показался мельничный омут. Он весь горел и переливался и утренних солнечных лучах.

Тишине и солнцу радо,
По равнине вод
Лебедей ручное стадо
Медленно плывет,  —

вдохновенно читал Михалыч. И это тоже была сущая правда. Только перед нами плавали не лебеди, а целое стадо белых пекинских уток. Они шлепали и суетились на отмели.

Вот один взмахнул лениво
Крыльями,  — и вдруг!.. —

Михалыч замер на полуслове, остановился в недоумении.

Мы с Мишей тоже остановились, не понимая, что перед нами происходит. Дело в том, что ретиво взмахивала крыльями не одна, а сразу три утки. Они метались по воде, казалось, хотели взлететь и не могли. Остальные в замешательстве плавали вокруг них.

— Ребята, беда, — наконец произнес Михалыч. — Утки на перемет попались.

Дальше объяснять было нечего. Утки мельника проглотили наших пескарей и попались на крючки.

— Живо на ту сторону, отвязать шпагат! — скомандовал Михалыч.

Миша со всех ног пустился к плотине и дальше по берегу — прямо к отмели.

Михалыч тем временем отвязал от куста свой конец шпагата. Вот и Миша отвязал другой конец.

— Бросай! — скомандовал Михалыч.

Миша бросил. Пойманные утки рванулись вперед, замахали крыльями, взлетели над водой. Но предательская привязь их не пускала. Они то взлетали, то вновь шлепались на воду. Перепуганная стая с громким криком металась вокруг своих злополучных собратьев.

И среди всего этого невероятного шума, хлопанья крыльев, кряканья, плеска воды Михалыч, как некий сказочный чародей, казалось, одним своим взглядом притягивал к себе отчаянно сопротивлявшихся птиц. Наконец он подтянул одну из них, поймал за крыло.

— Юра, отцепляй, а я — другую.

Вот и вторая утка в наших руках. На привязи осталась только третья. Не чувствуя помехи, она поднялась в воздух и закружилась над нами.

Миша, перебежав через плотину, уже спешил нам на помощь.

Еще минута — и все кончилось бы вполне благополучно, и никто бы даже и не узнал об этом маленьком недоразумении. Но не хватило именно одной этой минутки.

Небывалое оживление уток, видимо, удивило мельника, и он вышел из дома взглянуть, почему так расшумелись его питомцы.

Он взглянул как раз в тот момент, когда мы с Михалычем пытались освободить от крючков двух пойманных птиц, а Миша подтягивал к себе третью.

— Стой, стой! — завопил мельник и, схватив огромный кол, бросился к нам.

Мы с Мишей хотели пуститься наутек, но Михалыч остановил:

— Куда? Спокойно!

В этот миг он походил уже не на сказочного волшебника, а на полководца, готового принять неравный бой.

Действительно, силы были неравные: в руках мельника огромный кол, а у нас никакого оружия. И, кроме того, у каждого по утке — явное доказательство нашей далеко не безукоризненной честности.

Задыхаясь от гнева, мельник стремительно приближался к нам.

— Послушайте, дорогой мой, — бесстрашно выступил навстречу врагу Михалыч, — я сейчас объясню вам, в чем дело.

— Я те объясню, я те благословлю дубиной! — вихрем налетел мельник, взмахивая над головой Михалыча своим страшным оружием.

Мы с Мишей окаменели от ужаса, не выпуская из рук злосчастных уток.

— Я те по башке как двину!.. — завопил, да так и не закончил своего приговора неприятель. Изумление, даже какой-то мистический страх отразились на его лице. Поднятый кол застыл в воздухе. — Господии доктор, господин доктор!.. — видимо не веря собственным глазам, пролепетал он. — Вы… вы… моих уточек потаскиваете? Господи, боже мой, да как же это?! Да неужто нужда заставила?..

Он опустил кол, оперся на него, как на жезл, и замер, видимо все еще не веря тому, что видит.

— Нет, нет, совсем не то, — заторопился Михалыч, — какая там нужда… Мы не уток, мы рыбу ловим, шересперов, на перемет… И вот видите, что получилось.