У смерти оттенков нет

И вот однажды Света, выехав с экипажем на рекогносцировку, как бы невзначай оказалась в расположении украинских частей. Тогда сплошной линии фронта не было, поселки переходили из рук в руки по нескольку раз в день, поэтому переход на сторону врага был совершен легко и буднично — как в магазин за пивом съездили. Вот только положение Светланы Дрюк и членов ее экипажа — Анастасии Кротовой и Галины Ермиловой — было разным. Света стала военнослужащей Вооруженных Сил Украины. А ее боевые подруги стали пленными. Ее ждали обещанные ей блага — награды, деньги, квартира в Киеве, а их… Их ждали пытки и смерть.

Сын

В подвале было темно. Поэтому пленные ополченцы друг друга почти не видели. Но наощупь перевязали друг друга, как смогли, оказали помощь, тяжелораненым постарались подстелить какие-то шмотки — хоть что-то. На допросы никого не вызывали, впрочем, какие допросы? Укры и так знали, где против них расположены части ополченцев, какие у них силы и какая техника. Хотя — какая там техника? Пара стареньких «Нон» [САУ «Нона» — советское 120-мм батальонное самоходное орудие (самоходный миномёт). Возможна стрельба всеми видами 120-мм артиллерийских мин российского и зарубежного производства], три БМД-шки, да что-то вроде тачанки — джип, на который установили КПВТ [Крупнокалиберный пулемёт Владимирова танковый]. Ну, «Шмели» и «Мухи» в ассортименте. И все!

А вот у стоявших напротив ополченцев ВСУ-шиков и добробатовцев арсенал был покруче. Три танка Т-64, шесть БМП и два БТР, минометы, даже звено СУ-25. А еще их поддерживала артиллерия — дивизион «Градов», гаубицы, ЗСУ-23-4 «Шилка». С таким обилием механизмов уничтожения украинские воины могли бы смять разрозненные отряды луганского ополчения за пару минут. Но почему-то не смяли, а топтались в пригородах Металлиста — так назывался городок недалеко от Луганска.

В принципе, понятно было, почему — вначале ополченцы орали «Аллах Акбар», маскируясь под чеченцев, которых укры боялись до зеленых соплей, и с отчаянностью смертников выскакивали прямо под украинские танки с «Мухами» [РПГ-18 «Муха» — ручной противотанковый гранатомет]. После чего украинские танки либо горели, либо получали повреждения, несовместимые с дальнейшим ведением боя. А уж БМП-шки горели, как свечки. Потом еще и украинские танки появились, совсем стало худо…

А потом, 21 июля 2015 года в Минске Контактная группа по Украине согласовала план отвода тяжелого вооружения калибром менее 100 мм. 26 августа там договорились о прекращении огня с 1 сентября. И в августе начался отвод тяжелого вооружения калибром менее 100 мм. А без поддержки арты лезть на этих отморозков украинцам не хотелось. Вот и топтались на месте, иногда, посылая на хрен Минские договоренности, обстреливая позиции ополчения из «Градов», после обстрела быстренько снова отводя их за линию соприкосновения.

Так что пленных, которые попадали к ВСУ-шникам или добробатовцам, никто особо не допрашивал — зачем? Чаще всего ими торговали — украинцы давно освоили этот вид «бизнеса» на войне, предлагая родственникам выкупать своих сыновей, отцов, мужей, братьев по сходной цене из плена. Вот такая национальная ментальность — как говорится, где пройдет хохол, там еврею делать нечего…

Сергей Ермилов понимал, что жить ему осталось недолго. Руки он уже не чувствовал, хотя его по-прежнему лихорадило. Видимо, была большая кровопотеря, он раз за разом впадал в забытье… Но однажды он очнулся не в сыром подвале, а в больничной палате, в постели. Больше всего его удивило, что лежал он на белой простыне! А рядом… рядом сидел его отец — бородатый, загорелый, в военной форме, но все же — отец, Иван Ермилов. Вот только на его камуфляже была нашита не георгиевская лоента, как у Сергея и его товарищей. У отца на рукаве был нашит красно-черный бандеровский флаг и с такой же красно-черный шеврон с чубатым одноглазым казаком, больше похожим на пирата, на фоне скрещённых сабель. На шевроне была надпись: «Кривбас».

— Ну, здравствуй, сынок. С днем рождения! — улыбнувшись, сказал Иван.

Сергей вначале не понял, о чем говорит отец…

— У меня же день рождения… — начал он, но Иван его перебил.

— Сёгодни — твий другый дэнь народження. Бо ты, сынку, мав помэрты…

— Батя, давай нормально разговаривать. Ты нас воспитывал по-русски, чего теперь начал на украинском со мной говорить? Вон, меня по-украински ты уже приложил, мне хватило…

Сергей попробовал пошевелить левой раненой рукой, но вдруг увидел, что ее… нет. Хотя он все еще ее чувствовал. Он здоровой, правой рукой приподнял простыню, которая его укрывала. Руки не было, был небольшой обрубок, культя, перебинтованная бинтами.

«Ниже локтя ампутировали, значит…», — подумал он.

— Ты, сынок, мало того, что с сепарами связался, ты еще и родину свою предал! Свою мову, свий народ зрадыв! — взорвался Иван.