У смерти оттенков нет

Женщины по лестнице, которую им спустили, вылезли наверх. У погреба стоял молодой парнишка, что удивительно — без маски-балаклавы, и улыбался. Улыбка у него была такая хорошая, яркая, прямо трудно было поверить, что этот улыбчивый мальчик спокойно может их убить. Но, судя по красно-черной нашивке «Правого сектора» на рукаве, их конвоир вот так, улыбаясь, стрелял в мирных жителей. Галя наслышана была о том, что творили на Донбассе эти «правосеки»…

Их повели не на окраину, а привели в дом, который раньше был сельсоветом, а потом — местной администрацией. Там украинцы оборудовали свой штаб. Дом окружали бетонные блоки, на въезде был блокпост — мешки с песком, зачем-то окруженные колючей проволокой и несколькими сваренными кустарным способом противотанковыми «ежами» из каких-то железных швеллеров.

«Значит, расстреливать не будут… пока не будут», — подумала Галина.

Настя Кротова с ненавистью глядя на конвоира, процедила:

— Шо, допрашивать будете? Так мы не скажем ничего!

Хлопец снова заулыбался.

— Тэбэ, дивка, я б допытав залюбкы. Вона, вси хлопци заглядаються, в чэргу стають, мовляв, дайтэ нам цю кралю допытаты.

Кротова ощерилась.

— Пыталка не выросла, молокосос. Иди у амеров пососи сначала, правосек недоделанный!

Пацан заржал.

— Ого, а дивка з пэрцэм! Люблю такых, гаряча штучка!

Настя сплюнула в его сторону.

— Я таким, как ты, горячих штучек насовала будь здоров! Подавились только, до сих пор по полям валяются. Мало только, надо было бы больше. Но ничего, наши пацаны вам еще насуют, без штанов с голой жопой побежите, вояки!

Конвоир прекратил ржать, скривился.

— Ну, побачымо щэ, хто кому натыкае! Ваши попочленцы вон в нас сыдять, зараз усих до купы збэрэмо, та почнэмо шматуваты. А вы подывытэсь спочатку, а потим вжэ и вас прыголубымо. Хоча титку можэ й нэ будемо, вже стара, а ось тэбэ…

Но тут они подошли к входу в штаб, прошли через блок-пост и улыбчивый украинец замолчал. Танкисток завели в штаб, они поднялись на второй этаж, их направили, судя по всему, в актовый зал. Галина зашла первой, глянула в зал… и обмерла. На сцене стоял стол, накрытый красной бархатной скатертью, а за столом восседали какие-то мужики в камуфляже. И среди них сидел… ее Иван!

Навстречу пленным вышел какой-то полковник ВСУ, судя по пузу и ряду медалей на всю грудь, явно штабной. Обычно только такие вояки красовались своими цацками и щеголяли в новенькой форме. Те, кто реально воевал, чаще всего были одеты даже не в военную форму, а в какой-то микс камуфляжа, спортивных треников и гражданки, обувались либо в кроссовки летом, либо в резиновые сапоги осенью. Зимой в ходу, точнее, на ходу были валенки и бахилы.

— Ну, что, предатели, сепаратистки, будем вас судить? Вы можете смягчить свою участь, если добровольно дадите показания, покаетесь перед Украиной…

— Ты, колобок, долбодятел? Ты кого судить тут собираешься? Перед кем нам каяться? Мы свою Родину от вас, американских прихвостней, защищаем, фашистов бьем, а показания вы будете давать — в международном трибунале! Расскажите, как мирных жителей убивали, как детей бомбили, стариков и старух расстреливали… — Настя выплевывала слова в лицо толстому полковнику, как гвозди в него вколачивала.

Полковник аж пошатнулся.

— Это что такое? Что она себе позволяет?! — внезапно взвизгнул он.

Тут же с двух сторон подскочили верзилы в таких же новеньких «пикселях» явно америкосовского разлива и без слов стали лупцевать ополченок. После первых же ударов Настя и Галина упали на пол, и их продолжали месить ногами, как какие-то кули с мукой.

— Постойте, погодите, нам же снимать надо! Как же суд? Мы процесс заснимем… — внезапно возник перед полковником какой-то жевжик, судя по всему, украинский журналист. Но полковник махнул рукой и еще двое его подручных оттеснили и журналиста, и оператора с камерой в сторону.

— Слишком жирно для них будет — суд. Поучите их тут немного и потом — в овраг. Показаний Дрюк будет достаточно.

Внезапно к полковнику подошел Иван.

— Пан полковник, дозвольтэ спочатку мои хлопци з нымы побалакають? Воны ж в нас стрилялы, мы з нымы розбэрэмося, а вжэ потим…

— Шо, Иван, по женскому полу соскучились? Мало вам местных? Да ладно, берите, только потом чтобы аккуратно, понял?

— Нэ хвылюйтэся, всэ зробымо. Мы ж тыхэсэнько…

— Знаю я вашэ «тыхэсэнько». Понапиваетесь, орать песни будете, стрельбу устроите… Смотри мне, Иван, ваши айдаровцы мне крови много попортили, сниму с отдыха и поедете на передовую. Там как раз ротация…

— Ни, всэ будэ добрэ, я гарантую!

— Хорошо, иди, я проконтролирую…

Иван повернулся совсем не по-уставному, через правое плечо и тяжело пошел на выход. За ним уже его бойцы потащили потерявших сознания женщин, которые больше были похожи на окровавленные мешки, а не на людей.

«Проконтролирует он… Сейчас на видео зарисуется, расскажет про очередную победу над сепаратистами, потом всю ночь будет бухать, а утром рванет в Киев докладывать… Сука!» — подумал Иван.

Думал он, как всегда, по-русски.