У светлохвойного леса

– О-о, ну что же, тогда не грех и четыре ковра взять, – приветливо рассмеявшись, ответил Николаю он. – Видите ли, такие ковры очень любила моя покойная матушка, Царство ей Небесное. – Мужчина перекрестился. – И эту же памятную любовь вот к таким коврикам перенял от нее ее единственный сынишка, то есть я. А раньше у нас рабочие сами ткали ковры, полотенца и прочее. Но вот мы уже с голубушкою моею, – он ласково посмотрел на жену, а затем продолжил: – пятый год в Петербурге живем, а там, сами понимаете, убранство в домах иное несколько. Ну а я-то страсть как по простому русскому быту истосковался! – Этот человек показался Шелкову таким хорошим. Купцу непременно хотелось подольше задержать его, так как многие черты: светлые глаза, спокойный нежный, насколько это может не портить мужчину, голос, мягкая мимика – напоминали Николаю его покойную матушку. А ему так не хватало ее все эти ужасно тяжелые дни. Хотя Николай не исключал того, что доброе впечатление об этом господине может статься всего-навсего ошибочным. Он допускал, что при малейшем неугодном слове или действии Шелкова господин сей может сделаться из культурного и приятного интеллигента злобным и ворчливым грубияном. Но, по крайней мере, на фоне этой противной Николаю женщины, он выглядел очень даже порядочно. Хотя Шелков не мог не допустить в своих мыслях то, что и муж ее может быть таким же или еще более изрядным гулякой.

– Тогда три ковра за двадцать рублей, четвертый – за пять, ну и пятый бесплатно отдаю, – натянув улыбку, смиренно проговорил Николай.

Мужчина, что, кстати сказать, выглядел несколько старше жены своей, умиленно всплеснул руками:

– Батюшки! Вот уважил так уважил старика, сынок. Спасибо тебе. – Он поклонился и принялся высчитывать должную денежную сумму.

Жена его слегка улыбнулась, но вновь ощутив неприятный взгляд Николая, тут же убрала улыбку, не понимая, с чем вообще связана таковая его реакция.

– Вот, дорогой мой, держи. – Почтеннейший господин протянул Николаю деньги.

– А вот и ваша отрада. – Николай передал пять свернутых в рулеты ковриков.

Господин в который раз радостно поблагодарил его. Тут уж жене его, по всей видимости, надоело сталкиваться с презрительным взглядом Николая, и она впервые за все время отважилась подать голос:

– Что это вы так на меня смотрите, молодой человек? Это уже неприлично даже как-то выглядит со стороны, знаете ли. С такой какой-то злостью так и пронизаете насквозь. – Она сделала внимательное нахмуренное лицо в ожидании ответа. Шелков тут изменил свой взгляд и попытался оправдаться:

– Да это я так, барышня… Вы мне напоминаете человека одного… Не очень порядочного человека, – медленно, пытаясь прощупать каждое словечко свое, произнес Николай.

Дама несколько раз хлопнула своими большими ресницами в раздраженном недоумении:

– Да что вы говорите?! «Не очень порядочного человека?!» А не кажется ли вам, что это сверх бестактность, сверх беспорядочность, сверх невежество?! Как смеете вы приравнивать меня к какому-то там непорядочному своему человеку?! – она почти перешла на крик.

– Успокойся, моя дорогая. Видишь же, человек, очевидно, впервые со светскими людьми беседует, вся деревенщина не выветрилась еще, – спокойно обратился мужчина к своей жене, должно быть, опасаясь ее вспыльчивого характера.

– А вам, милейший, – повернулся он к Николаю, – я смею заявить, что подобные поступки и слова являются очень неприличными.

– И беспардонными! – добавила жена его.

– Моя жена не заслужила ни одного ранее произнесенного вами слова, – продолжил он. – И ежели на своем веку вы видели раз-другой или многажды скверных людей, я позволю себе так выразиться, это не говорит о том, что каждый похожий на них внешне заслуживает, как минимум, злобный взгляд в свой адрес. Извольте попросить прощения как благородный человек. А я до сих пор верю, что у вас есть это золотое качество, исходя хотя бы из нашей с вами ситуации с коврами. – Господин требовательно посмотрел в глаза Николаю, надеясь найти в них тот славный образ добряка, который он успел нарисовать себе во время покупки ковров.

– Да, господин хороший, конечно, – тут же ответил Шелков, слегка опустив глаза. – Простите меня, сударыня, что я вас обидел. Видимо, скудно спал я сегодня, раз всякую чушь несу здесь, простите меня великодушно.

Женщина промолчала, а муж ее, даже немного улыбаясь, ответил:

– Да-а, вот от того, что спали вы, видимо, «скудно», то и вообразилось вам невесть что. Такое бывает, милейший. Будьте же впредь внимательнее к своему сну.

Наконец, оставив этот неприятный разговор, они еще перекинулись парой-тройкой слов о погоде, о рынке и о Петербурге, а затем этот господин, попрощавшись, вместе с женой направился к своей кибитке. Теперь же покупатель запечатлелся в воображении Николая по-детски наивным, но все же оставался для него добродушным и простым гостем этого лживого испорченного мира, который с каждым днем продолжал казаться Шелкову все более пропащим.