У вас один общий друг

Миссис Кудах пыталась отговорить Феликса нести маффины на суд присяжных, но тот не слушал. Она вечно пилила его по поводу маффинов, круассанов, печенья, тортов и прочей выпечки, которую он пек в выходные и приносил на работу. Старики обожали, когда Феликс удивлял их своими произведениями кулинарного искусства, однако миссис Кудах стояла на своем.

– Они притворяются, Феликс, – говорила она. – На самом деле они терпеть тебя не могут.

– Миссис Кудах, вы просто завидуете моему умению, – лукаво улыбался он.

– Разумеется! В том-то и дело! Здесь полно старух вроде меня, которые семьдесят лет пекли маффины. Они всю жизнь оттачивали мастерство и теперь думают: «Ладно, пусть мне скоро помирать, зато я хоть в чем-то добилась успеха». И тут появляешься ты со своими контейнерами и обходишь их на финишной прямой.

Феликс смеялся. Каждый раз в конце своей речи миссис Кудах подмигивала и брала еще один маффин. Феликсу нравилось с ней общаться: в отличие от остальных обитателей «Робинсон Гарденс», относившихся к нему как к внуку, она воспринимала его всерьез.

В марте две тысячи девятого у Феликса не имелось ни времени, ни душевных сил, чтобы участвовать в суде присяжных. Его отец был очень болен и очень стар. Когда Феликс родился, Дуэйну было уже за пятьдесят, его часто принимали за дедушку. Сейчас ему восемьдесят один, и он узнал, что больше не сможет ходить. Вероятно, отцу оставалось жить всего несколько недель, Феликсу же предстояло провести это время в суде. Он зашел в деревянную телефонную будку, стоящую в коридоре, – такие до сих пор встречаются в старинных общественных зданиях, – чтобы поговорить с врачом Дуэйна, а после беседы задержался еще на минуту, чтобы поплакать. При попытке выйти дверь заклинило; Феликс испугался, что застрял здесь навсегда, но дверь поддалась, и он вернулся на свое место в зале ожидания.

Парень рядом с Феликсом сидел как на иголках. Он все утро громким шепотом общался по мобильнику о Чем-то Важном – о каком-то проекте, который должен стать «прорывом». Феликс не знал этого языка, на нем говорили люди, воспитанные молодыми заботливыми родителями в любви и достатке; такие могут позволить себе роскошь беспокоиться о графиках запуска и связанности платформы. Парню было столько же лет, сколько Феликсу, – двадцать шесть, но выглядел он нездорово, будто ему суждено умереть в сорок, толстым и облысевшим. Феликс хотел подбодрить его – мол, не все так плохо, неразрешимых трудностей не бывает, – однако потом заключил, что не обрадовался бы, услышь он те же слова из уст незнакомого человека.

Наконец его товарищ по несчастью завершил разговор и взволнованно вздохнул.

– Еще не вызывали?

– Пока нет, – ответил Феликс.

– Хоть бы не вызвали. У меня совершенно нет времени.

– Заметно.

Преждевременно постаревший двадцатишестилетний парень фыркнул.

– Ерунда. Просто моя жизнь катится под откос, вот и все.

– Печально слышать, – сказал Феликс, открывая пластиковый контейнер. – Хочешь черничный маффин?

Его сосед недоверчиво взглянул на угощение.

– Нет, спасибо. Попробую найти туалет. Если меня вызовут, скажи, что я здесь, ладно?

– Хорошо, – согласился Феликс, любивший помогать людям. – Как тебя зовут?

– Билл Квик. Уильям Квик. Спасибо. – И Билл направился в туалет.

Их обоих выбрали в качестве присяжных. Единственных двух симпатичных девушек, как назло, отпустили, поэтому Билл решил, что ему стоит закорешиться с Феликсом. Каждый день они вместе обедали и ходили на перекур – Билл курил, а Феликс наслаждался свежим воздухом и пытался дозвониться отцу, как правило, безуспешно. Дуэйн не любил брать трубку.

Однажды вечером, после судебного заседания, они отправились в мексиканский ресторан; там оказалось весело и очень вкусно, хотя Билл утверждал, что кухня не идет ни в какое сравнение с мексиканской едой в Калифорнии. Феликсу пришлось поверить ему на слово; он ни разу не был в Калифорнии. Они взяли по «Маргарите», а также нечто под названием «гуактопус», и так хорошо провели время, что заходили в этот ресторан три вечера подряд. Как-то раз Билл привел двух девушек, Жюли и Марианну; Феликс никогда в жизни не общался с такими красотками, а Билл проводил обычный вечер.

Билл расспросил Феликса о его жизни, и тот раскрыл ему душу, в частности, рассказал об отце. Сержант Дуэйн Макферсон был военным финансистом с очень высокой степенью секретности; информацию о том, что он видел и делал, ему предстоит унести с собой в могилу. Чтобы не возникало искушения поделиться с женой, он решил никогда не жениться, однако, будучи уже за пятьдесят, встретил мать Феликса, влюбился и как хороший солдат принял приказ от высших сил и сделал ей предложение. Мать Феликса отговаривали выходить замуж за Дуэйна; ей предрекали, что она проведет лучшие годы, ухаживая за стариком. Потом она заболела, и Дуэйн ухаживал за ней. Теперь мама умерла, и ухаживать за отцом приходится Феликсу; собственно, в этом и заключается почти вся его жизнь.

– Не знаю, что и сказать. – Билл обнял его за плечи.

Феликс проглотил комок в горле.

– Может, еще по гуактопусу?