– Почему ты говоришь сейчас об этом?
– Чтобы ты знала, что я крут.
Роза снова задумалась.
– Да, это действительно круто.
– Ты согласна? Раньше я был другим. – Феликс улыбнулся воспоминаниям. – У меня были друзья.
– У тебя и сейчас есть друзья, – ответила Роза. – Я, например.
– И я твой друг, – вставила прокравшаяся в комнату миссис Ю.
– Миссис Ю, вы же знаете, вам нельзя здесь находиться.
– Кондиционер опять шумит. – Старушка изобразила шум неисправного кондиционера.
– Я загляну к вам через минуту, – пообещал Феликс. Миссис Ю уковыляла прочь.
Роза отправилась на обход. Феликс открыл ноутбук и удалил сообщение для Элис, не перечитывая.
– Как себя чувствуешь, папа?
– Жив еще.
– Я так и понял. Тебя выдало то, что ты смотришь по сторонам и разговариваешь. Кстати, есть хорошая новость. Если будешь паинькой и съешь все, что лежит на тарелке, тебя завтра выпишут.
Дуэйн кивнул, неохотно признавая, что перспектива покинуть больницу – действительно хорошая новость, и продолжил смотреть телевизор. Феликс немного посидел рядом, потом встал.
– Мне пора на работу.
– Ладно.
– Я люблю тебя, папа.
Феликс наклонился и поцеловал отца в лоб. Тот посмотрел на него непроницаемым взглядом. Что за ним скрывалось? Любовь? Разочарование?
Феликс иногда сомневался, что отец его любит. Возможно, просто терпит, из уважения к решительной и упрямой жене, из морального долга одинокого родителя, наконец, из-за слабости, вызванной возрастом. Были ли мгновения, когда отцу искренне нравилось, что сын находится рядом? Неизвестно.
Дуэйн повернулся к телевизору. Феликс вошел в лифт и нажал на кнопку.
– Роза, ты не могла бы мне помочь?
Медсестра оторвалась от разогретой лазаньи.
– А что случилось?
Феликс поинтересовался, сколько она весит, и Роза, не смущаясь, сообщила: сто двадцать два фунта[31]
. Дуэйн весил сто тридцать восемь[32]. Чтобы проверить, сможет ли Феликс поднять отца на четвертый этаж, Розе пришлось надеть рюкзак, набитый толстыми книгами из больничной библиотеки.Они начали в подвале. Крикнув: «И – раз!», Роза запрыгнула Феликсу на спину. Тот покачнулся, восстановил равновесие и принялся подниматься по лестнице. Сперва Роза сомневалась в его затее, но теперь даже развеселилась.
После первого пролета Феликс верил в успех. После второго понял, что идея была дурацкой. После третьего едва не разрыдался. На середине четвертого упал вперед, обрушив вес собственного тела, тела Розы и целого рюкзака книг на правое запястье. Руку пронзила вспышка боли.
– Растяжение, – тут же определил Феликс.
– Надо сделать рентген, – отозвалась Роза, будто пытаясь его успокоить, однако им обоим было ясно: это растяжение.
С растяжением запястья придется брать отпуск, следовательно, потерять сверхурочные. Феликс это понимал, Роза тоже. Значит, никакого рентгена. Вечером после работы Феликс зашел в ортопедический магазин и купил манжету, а дома принял пять таблеток обезболивающего и лег спать.
Следующие несколько дней он носил манжету в рюкзаке и надевал, когда был уверен, что никто в «Робинсон Гарденс» его не видит. В результате приходилось выполнять свои обязанности – отсчитывать таблетки, подписывать документы, менять подгузники, – безмолвно страдая от мучительной боли.
Однажды, в четверг, когда Феликс старательно заполнял рабочую ведомость, к нему подошла Роза.
– Гутьеррес хочет тебя видеть.
Феликса сковал ужас. Запястье запульсировало.
Он явился в кабинет Гутьерреса, изо всех сил стараясь скрыть выражение лица номер семь за номером три.
– Привет, Феликс. Садись.
Мистер Гутьеррес вышел из-за стола и сел рядом.
– Прежде чем вы начнете… – проговорил Феликс, но не смог продолжить.
– Твой отец может остаться, – сказал мистер Гутьеррес. Его губы под седой бородой начали складываться в улыбку.
– Что?
– Нам позвонили из министерства. Оплата одобрена.
– Что? – повторил Феликс. – Но… как?
– Не знаю, – ответил Гутьеррес. – Даже в министерстве вряд ли скажут. В последний раз, когда проверяли его документы, заявление числилось как отклоненное, однако, видимо, что-то случилось. Может, ты с кем-то поговорил?
– Ни с кем. – К глазам Феликса подступили слезы.
– В общем, счет оплачен, поэтому можешь не беспокоиться. По крайней мере, на ближайший год.
Гутьеррес пожал Феликсу руку – тот даже не почувствовал боли. По пути в комнату отца он, сам того не замечая, принялся сочинять сообщение для Элис Квик. Да, он ей напишет. Он не будет вести себя как чокнутый, не станет раскрывать душу, не сделает ничего такого, чего не одобрила бы Роза. Он начнет со слова «привет».
«Привет, Элис. Меня зовут Феликс. Мы с тобой не знакомы, но несколько лет назад мы с твоим братом заседали в суде присяжных. Можешь спросить у него, уверен, он меня помнит. Извини, что не в тему, но я хочу поинтересоваться, что за человек Сайленс? Я его фанат. Буду рад, если ты ответишь. С наилучшими пожеланиями, Феликс».
Вот что он напишет. Именно так, слово в слово. А она ему ответит. Или нет.