У вас один общий друг

К утру приговор был вынесен. Ландшафт очистился, как солнечный пейзаж, засыпанный безмолвным снегом после ночной метели. Приговор согласовали, утвердили, мемефицировали, и тысячи умов принялись изощряться в наиболее смешных интерпретациях одной и той же шутки. Бесконечные обезьяны с пишущими машинками – вот их «Гамлет». Огласителей приговора было множество, но некоторые дули в более громкие фанфары, а самые громкие принадлежали «Нью-Йорк пост». Над ныне знаменитой фотографией Роксаны Миао и коллажем из фотобанка «фрукты и овощи» красовался заголовок, просто роскошный и роскошно простой, краткий и поэтичный, – два слова, идеально прикипевших друг к другу, к этой истории, к этой молодой женщине, ранее известной как Рокси, на всю оставшуюся жизнь. Это и был Приговор, яркий слоган, пылающий на темном небе бескрайнего человеческого знания, возвышающийся над глыбой общемировой истории как флаг. Еще и в рифму.

Заголовок гласил:

«РОКСАНА-БАНАНА».

Следующим утром, едва увидев заголовок по пути в «Пекарню», Элис содрогнулась. После безумия прошлой ночи он появился на экранах телефонов и ноутбуков (и телевизоров, хотя Элис и Рокси об этом не знали – у них не было телевизора), а теперь красовался в газете, выставленный на всеобщее обозрение. Его увидит весь район, весь город. Это все взаправду.

В «Пекарне» Элис заметила двух девушек, вероятно, студенток. Они смеялись и что-то обсуждали вполголоса – возможно, какую-то шутку, понятную только им, но Элис наблюдала за ними, пыталась читать по губам, ожидая, что одна из них произнесет знакомое слово, например, «мэр», или «Роксана», или «банан». Разумеется, у нее получилось заметить все три. Она постаралась сосредоточиться на учебе, однако единственное, чего Элис достигла за утро, – удалила «Ловца жемчуга» из закладок, из солидарности. Все равно в последнее время она его не читала. На душе стало легче.

На обратном пути Элис убедилась – история продолжается, причем не только в интернете, но и в реальном мире. Перед зданием собралась небольшая группа журналистов. Они, словно совы, наблюдали за ее приближением. Стоило направиться к крыльцу, как все скопом налетели на девушку.

– Прошу прощения, – сказал один из них. – Вы здесь живете?

– Вы знаете Роксану Миао?

– Вы не могли бы уделить нам минуту?

– Каково жить с ней по соседству?

Элис поспешно зашла в дом.

Рокси снова принимала ванну.

– Ты видела «Нью-Йорк пост»?

– Да.

– «Роксана-банана», – произнесла Рокси с делано невозмутимым видом, словно подобные заголовки в порядке вещей, как для знаменитости первой руки. Однако ее голос дрогнул, выдавая горечь. – Теперь прилепится, не отдерешь.

– Угу, – отозвалась Элис. Последовала долгая пауза. – На улице толпа журналистов.

Рокси села.

– Что?

– Они приставали ко мне с вопросами, пока я заходила внутрь. – Элис заметила, что Рокси не терпится побежать наверх, чтобы убедиться во всем своими глазами, поэтому добавила: – Не надо.

– Что – не надо?

– Бежать наверх, чтобы убедиться во всем своими глазами.

– Ла-а-адно, – неуверенно улыбнулась Рокси. – Хочешь, посмотрим какой-нибудь фильм?

«Нет, – подумала Элис, – я хочу заниматься». Прошло больше двадцати четырех часов с того момента, как ей удалось как следует поработать с карточками. Впрочем, Рокси выглядела крайне несчастной.

– Конечно.

Они устроились рядом на кровати. Элис не особо вникала в сюжет фильма, ей просто хотелось помочь подруге. Вокруг было тихо и спокойно, создавалось обманчивое ощущение, будто все вернулось на круги своя, однако по волнам вай-фай, отражающимся от поверхностей в квартире, продолжалась публичная бананафикация Рокси Миао. Если присмотреться, атмосфера была пронизана унижением, поэтому Рокси долго не присматривалась, но в конце концов сдалась, присмотрелась и впала в ничтожество.

– Я жирная?

– Что? Нет!

– Кто-то назвал меня жирной стервой.

– Он явно с тобой не знаком, – сказала Элис. – Ты не жирная.

Рокси кивнула.

– Хотя, наверное, немножечко стерва, – сказала она.

– Пожалуй, – отозвалась Элис, и обе засмеялись. Рокси немного всплакнула, потом приняла ванну, успокоилась, поклялась, что не будет обращать внимания на ерунду, которую всякие дураки пишут про нее в интернете, и цикл повторился снова.

Двадцать четыре часа перетекли в сорок восемь, потом – в семьдесят два. Элис вспомнила слова миссис Пиджин, выжженные на подкорке: «Если оставишь музыку на день, музыка оставит тебя на три дня». Элис уже три дня не занималась. Значит, согласно принципу Пиджин, потребуется девять дней, чтобы восстановиться. Почему время летит так быстро? Целых три дня – три завтрака, три обеда, три ужина. Единственное, что меняется, – даты на календаре. Рокси не перестала плакать, Элис не начала заниматься, а окружающий мир не прекратил склонять на разные лады имя Роксаны Миао.