У врага за пазухой (СИ)

— Папа был хорошим, чутким, добрым… — меня прорывает. Опустившись на пол, закрываю лицо руками. — Он был самым лучшим. — Слезы подступают к глазам, а у меня не осталось ресурсов, чтобы держаться. — Он так любил меня… и ее.

Даже не пытаюсь стереть с кожи соленые капли. Бесполезно. Их целый поток, настоящий гребаный водопад.

— Мне жаль, что он… умер.

Я не вижу лица Ярослава, но чувствую, с каким трудом даются ему эти слова.

— Спасибо. — Захлебываюсь от слез.

— Если бы я мог предположить на суде…

— Поздно. Никто не мог. — Это тупик. Я боюсь, что он будет мстить матери. И жутко от мысли, что никогда не простит меня. — И что теперь? Что ты будешь делать дальше?

Все. Я это сказала. Произнесла вслух главный вопрос. Теоретически должно стать легче, однако кошки скребутся на душе с удвоенной силой.

— Ее… не прощу! — с короткой запинкой отвечает Яр. — А что касается тебя…

Он поднимает меня с пола. Заставляет посмотреть ему в глаза.

Не в состоянии ослушаться, скольжу взглядом по суровому мужскому лицу. Какой же он! Нереально красивый, сильный и решительный. Один такой на свете. Мой джекпот после всех провалов.

— Мне жаль, Яр… — В горле ком.

Не выдерживаю. Отворачиваюсь.

— Кира, я слышал и Бурового, и всех тех, кто высказывался здесь до него. — Ярослав тыльной стороной ладони стирает капли с моих щек. — Придется кое-что сделать. Срочно.

— И что же?

Я уже понимаю, что следующие слова станут приговором.

— Я заберу тебя у нее. — Целует в соленые губы. — Насовсем заберу.

— Ты… — Мозг отказывается воспринимать информацию. — Что ты сделаешь?

— Пусть попробует сказать тебе еще хоть слово! Будет иметь дело только со мной.

— Ты меня прощаешь? — Наверное, нужно ущипнуть себя. Проверить, не сон ли это.

— До приезда твоей матери я собирался тебя отшлепать.

Горячий язык проникает в мой рот. Гладит нёбо. Сплетается с моим языком. Занимается с ним любовью.

— А теперь? — Я жадно хватаю воздух.

— Теперь мечтаю увезти отсюда подальше и никогда больше не подпускать к тебе всю эту свору. Что твоего босса, что мать, что уродов, которые заставили понервничать.

Яр сжимает меня в объятиях.

— Я так боялась, что ты меня возненавидишь. — Улыбаюсь сквозь слезы. — Что будешь злиться…

Такая дура. Радуюсь и снова плачу.

— Я и злился. Зверел! Минут пятнадцать. — Кивает Ярослав.

— И все? — спрашиваю с нервным смешком.

— Еще пятнадцать представлял, как доберусь до твоей попы и проведу качественную воспитательную работу.

— Тоже быстро.

Сама стираю слезы. Кажется, невозможно быть более счастливой, чем я сейчас.

— Я на этом не закончил. — Ярослав целует меня в нос. — После порки я долбаный час представлял, как трахаю тебя. Даже позы подобрал!

Красивые мужские губы растягиваются в опасную улыбку.

— Подожди… Ты планировал это все, пока я собирала вещи и вызывала такси?..

Нет, я не дура! Я последняя идиотка. Самая невезучая и глупая женщина Питера. Пропащая душа!

— Да! Ты, как обычно, ударилась в бега в самый неподходящий момент.

— Ни за что не буду делать так больше.

Из-за двери гаража доносится какой-то шум. Вероятно, приехала следственная группа. Но я не хочу ни к кому выходить или что-то рассказывать. Все, что мне нужно, здесь.

— Не сбежишь, — подмигивает Яр. — Я даже знаю, как это устроить.

— Наручники? — Сердце пропускает удар.

— Есть кое-что понадежнее. — Глянув на босые ноги, Ярослав подхватывает меня на руки. — Только тебе нужно будет сказать одно слово.

«Какое?» — спрашиваю взглядом.

— Оно короткое. — Еще коварнее улыбается этот нереальный мужчина. — Да.

Эпилог

Три месяца спустя

Ярослав

— Яр, мне кажется, это безумие. — Кира, словно веером, обмахивается букетом белых роз.

— Ну да, с гостями косяк.

Смотрю на племянника. Клим явился в ЗАГС с беременной женой и маленькой дочкой. Перевожу взгляд на Федора, затем на Ломоносова и на еще одного чувака. Тот, как привязанный, стоит по левую сторону от Киры, нервно переминается на одном месте и испуганно смотрит на часы.

— Не трясись так. Пара минут, и будешь свободен, — успокаиваю это недоразумение.

— Да… Я… Нормально.

Чувак даже не пытается возмутиться или поспорить. Утирая со лба реки пота, затравленно озирается вокруг и снова пялится на часы. Никаких претензий, истерик и прочих бабуинских воплей.

От этого гордость за себя берет! Профилактическая работа, которую я провел накануне, однозначно пошла кое-кому на пользу.

— Когда я сказала, что хочу скромную свадьбу, то имела в виду совсем другое, — шепчет Кира.

— Племянника и твоего босса я не приглашал. Если хочешь, могу попросить Федора, чтобы выставил всю эту делегацию за дверь.

— Боже, Ярослав! Я не о том! — Кира вспыхивает. — Я не имею ничего против твоих близких и моего босса.

— Так ты о Федоре? Не проблема. Я его сейчас лично из окна катапультирую. Пусть машине бока натирает.

— Вообще-то я о другом. — Акула красноречиво косится в сторону стоящего рядом с ней потного мужика.

— А это, милая, не гость. Это у нас самовар! — Развожу руками. — Между прочим, твой.

— Ты еще скажи «ошибка молодости», — закатывает глаза Кира.