У звезд холодные пальцы

Воздушная зыбь еще подрагивала над землей, еще дымились столбы дымного света, налитые солнечной пылью, но день уже шествовал к западному небу, где высветились тонкие полосы облаков с ярко-красными околышами. В той стороне давно кружились беркуты.

Они парили над долиной, слушая, как струится и переливается песнь озерного эха. Густой дым рыбацкого костра стлался по водной глади, тщась заглушить журчащие звуки. Звонкий голос весла взлетал к вершинам деревьев и реял над тайгой вместе с орлами.

Рыба выплыла нынче из илистой глубины. Человек со спокойным лицом, сидя в лодке, выбирал карасей из тяжелой сети, один за другим вылавливая утонувшие берестяные поплавки. Мужчина знал, что обилие рыбы во время жары предвещает дождь, и, щурясь, с надеждой всматривался в разрумянившиеся от солнца облака.

А беркуты плавали в небе, как рыбы в воде. Ближний к земле пеший ярус до краев наполнился водою, но орлы не чувствовали небесной тяжести. Вот ласточки и стрижи носились низко, расправив черные рогатки хвостов, и с криком сгоняли подлетков в гнезда.

Орлы видели улыбчивую женщину во дворе с урасой. Женщина стояла у коновязного столба и следила за беспорядочными движениями ветродуя, привязанного к навершию. На лице ее сменялись радость и тревога. Пушистый беличий хвост манил западный ветер и предсказывал дождь, и это была радость. Но роща темнела, а женщина ждала с рыбалки любимого мужа – он задерживался, ждала непослушную дочку, убежавшую куда-то с утра, и это была тревога.

В другом месте зоркие глаза беркутов высмотрели хмурого мальчика. Он сидел на коленях перед приметливой елью с двумя кронами и что-то выкапывал из-под ее корней. Вынув из отрытой норы кошель из-под огнива, мальчик нетерпеливо дернул узелок и достал иссохшую куколку. В костлявых ручках идола ярко сверкнули лучи блескучего гранника. Камень смутно напомнил орлице о чем-то… Мальчик радостно вскрикнул и зашептался с камнем, с надеждой поглядывая в небо.

В горах беркуты заметили высокого старика в белой одежде. На его правой щеке некрасиво дергался косой шрам. Старик с остервенением дергал мох у ручья под деревьями. Надрал целую кучу и заскочил за валун, прикрывающий вход в пещерку под скалой с женским лицом.

Там, за валуном-стражником, на левой стене пещеры летела к выходу крылатая кобылица. Кто-то не пожалел мастерства и красок, когда рисовал ее – была как живая. Старик вроде бы собирался стереть изображение влажным мхом, но встал напротив и застыл. Стоял долго-долго. Орлам надоело ждать, что станет с рисунком.

Видели они и красивую светлоликую девушку со ртом алым, как ягода шиповника на снегу. Рядом с нею шел желтоглазый парень, ведя на поводу чалого коня.

Желтоглазый был другом орлов. Подстрелив зайца, он, бывало, оставлял под утесом с колыбелью-гнездом нежную заячью печень – угощение для орленка. А девушка… Беркуты чуяли: несчастье зрело в ней, еще когда она бегала по лесным тропам зеленой девчонкой. В ее неразвитой полудетской душе, которая все не могла догнать в росте и силе выспевшее тело, таилось зло. Ни о чем покуда не ведая, она несла беду орлам и большие неприятности высокому седому мужчине, в чьей юрте жила. Это был их человеческий родич, и птицы желали ему добра.

Орлы покинули небесные владения, когда удлинились закатные тени и последние лучи высветлили горы и взлобки. Перед тем как вернуться в гнездо и дать отдых усталому слетку, птицы сделали последний круг над долиной и узрели чумазую девочку на верхних ветвях самого высокого дерева. Подложив ладонь под смуглую щечку, она сладко спала…

И вот в огненных маках дотлело небо. В лесу вытянулся и замер каждый лист, оставив на завтра решенье оторваться от матушки-ветки и куда-нибудь улететь от беспощадного дневного зноя. Звенящее безмолвие окутало горы и Элен.

* * *

Между ночью и рассветом прозрачные слои тишины взорвал женский смех. На восьмигранную поляну у Горячего Ручья, держась за руки, скользнули проворные тени. Воздух тотчас загустел от резкого аромата потревоженных трав и взлетевших кверху облачков пыльцы. Резвые босые ноги заплясали неистовый танец у торопливо разведенного костра. Рдяно-золотые сполохи пламени озарили белозубые лица юных девушек и молодых женщин, их яркие глаза, полыхающие мятежным весельем. По ветру, поднятому пляской, летели распущенные косы, подолы тонких платьев бесстыдно взвихрились едва ль не до бедер. Единственный здесь мужчина – серебристобородый дух-хозяин огня, потрескивая плутовато, стрелял в воздух ослепительными искрами. Буйный хоровод, кружащийся вокруг него подобно стайке безумных мотыльков, распался, рассыпался по сторонам. Девушки принялись гоняться друг за другом, дыша напряженно и громко. Вдруг они разом закричали – некоторые тонко и пронзительно, как чайки, другие воркующе, как вяхири, третьи затявкали и заверещали всполошенными зверьками.

В чашечках бледных цветов встрепенулись ворсистые брюшки шмелей, суетливо закопошились в норках домовитые мыши. Проснулся, сонно потягиваясь лапами, предрассветный лес.