Одна из девушек заржала страстно, свирепо, словно жеребец, узревший кобылицу. Все разом скинули платья, задышали еще глубже и пали наземь на спины, пятная себя травяным соком. Руки в мольбе вскинулись кверху, землю покрыли черные сети волос. Девушки затанцевали на мелкотравчатом ложе в первозданной наготе, справляя обряд вызова земной силы.
Снова раздался надрывный горловой всхрап жеребца. Дробно зацокали языки – казалось, будто капли дождя или медные копыта барабанят по обморочно застывшей тверди. Россыпь звонких звуков сменили ахающие стоны и перестук зубов.
В прерывистом огненном свете смуглой бронзой вспыхивали, выхватываясь из белесой пелены тумана, опрокинутые чаши трепещущих грудей. Чоронами выгибались нежные чрева, молочными грядами взблескивали подъятые колени. Казалось, не плясуньи, а сами восставшие из тленной обители корни трав и деревьев издают глубинные стоны и вздохи, призывая из сокровенного лона почв спящую материнскую суть. Только она могла спасти землю от засухи и притянуть отцовское существо неба к любви и дождю.
Обтекаемые жидкой понизовой дымкой, девушки танцевали на грани земли и неба, ночи и утра, страсти и нежности, любовного трепета и целомудрия. А еще – на пределе бытия и вечно шныряющей рядом Ёлю, которая, может быть, подстережет кого-то из них голодной зимой.
И гулкий, раскатистый ток пронизал долину! Встрепенулись ближние луга и аласы. Взгорки вспухли от ринувшихся изнутри животворящих соков. Содрогнулась земля-женщина, стряхнула слой пыли, который слишком уж по-хозяйски лег на травяные одежды. Небо порозовело за восточной грядой. В воздухе пахнуло свежестью небесных рос. Так пахнет в расколах порушенный грозою меловый камень в горах…
Великая лиственница, встопорщив душистые нежные иглы, качнула зеленым подолом с подвесками. Из пробужденных волоконец выцедился смолистый сок жизни, весело побежал от исподних корней к мохнатой кроне.
В то время, когда Айана, поплевав на ладони, приступила к штурму священного дерева, с неба лился дымчатый предвечерний свет. Матушка, должно быть, уже тревожилась, но девочка предполагала, что успеет домой к ужину. Не будет же долго рассиживаться на вершине, немного полюбуется на пестрые одежды долины, и все.
Айана не ожидала, что подъем окажется таким трудным, а высота столь головокружительной. Пока лезла, не раз срывалась и падала на мягко пружинящие нижние ветки. Ну ничего, может, спускаться будет легче. Лишь бы матушка с отцом не вызнали, где она пропадает. Айана очень надеялась, что родители не вздумают послать за ней близнецов к Хозяйкам. Только б самой нечаянно не проговориться Чиргэлу или Чэбдику, а то потом неприятностей не оберешься. Братья непременно пожалуются матушке. Как же, сестренке удалось добраться почти до неба! Они-то нипочем бы не залезли даже до середины дерева. А Айана сумела до верхушки. Она ловкая, цепкая, будто белка или бурундучок. Легкая… Девочка была очень горда и жалела, что похвастаться некому.
Настоянная в ветвях древесная молвь – тонкий шепот запахов – волновал ноздри. Уши полнились обрывками звуков из аймака. Иногда чудилось, будто люди сидели на соседнем суку, такими ясными были их голоса. Айана протянула руку, и аймак свободно поместился на ладони. Она с изумлением разглядывала смешные коробочки юрт и серебристые колпаки урас. Будто рассыпанные кем-то, темно-синие бусы озер влажно поблескивали перед широкой лентой Большой Реки. Лоскутная тайга и склоны лесистых гор напоминали залатанные колени бедняков, присевших на корточки. Маленькой была Элен, не больше горстки, а вокруг от горизонта до горизонта простирался неизвестный огромный мир.
Девочка приготовилась к спуску. Но как же она утомилась! Отдохнуть бы чуть-чуть. Склонила голову набок, ненадолго притулилась к ветвям. Сонливые глаза сомкнуло дремой… Тотчас же дерево сверху донизу вспыхнуло дрожащим зеленым огнем. Снизу летели, карабкались, лезли духи трав и цветов Эреке-джереке.
–
Сердце Айаны едва не задохнулось и смятенно застучало в грудь жалостливым кулачком. Детки выглядели изможденными и больными. Прозрачные крылышки многих погнулись или вовсе сломались, крошечные пыльные лица кривились в плаче. Кто-то свалился в изнеможении и остался лежать неподвижно…
Она теперь знала, что Матерь Листвень – ось Вселенной Ал-Кудук, по которой можно подняться в небо. Мощные ветви вокруг вздымались гигантской чашей. Сук, на котором сидела девочка, соприкасался с небом. Совсем близко, в углу созвездия Колоды, сияла самая яркая звезда неба с восемью лучами – Северная Чаша.
Айана встала, вцепилась в кору пальцами босых ног и почувствовала, что створки темени распахиваются, а плоть всеми порами открывается навстречу небу. Припомнив, как отец благодарил духов, сложила ладони в молитвенном жесте, и сами полились певучие слова: