У звезд холодные пальцы

– О, госпожа моя восьмилучистая! От жажды умирают детки малые! Грудь матушки Земли иссохла, сморщилась без влаги дождевой, воды улыбчивой! Прошу тебя, моя звезда прекрасная, рога луны вниз наклони, пожалуйста, вели небесным росам ливнем вылиться!

– Что дорогого дашь за это, девочка? – раздался вдруг громкий холодный голос.

Айана задумалась. Она-то ведь хотела попросить, и все. Дальше небо и звезды сами должны были что-нибудь сделать, как обычно всегда поступают взрослые. А дорогое… Что у нее есть такого, чем она дорожит больше всего?

– Спаси, Хозяйка! Без воды увяли мы…

Скорбный писк крошек становился все тише. Гасли огоньки; то один, то другой потухший комочек скатывался с игл. Ветви усеялись мертвыми светлячками.

– Есть у меня джогура крылья белые, – голос девочки дрогнул. – Они как журавлиные… Красивые…

– Язык наш слышишь, говорить научена, – длинный луч звезды простерся к Айане. – Что ж, я согласна, милая заступница. Как только ты свои отдашь мне крылышки, я тучам вынуть прикажу немедленно из бурдюков дождливых втулки плотные.

Девочка напряглась, высвобождая крылья из зачесавшихся лопаток. Наверное, ломать их будет больно… Глаза наткнулись на сгорбленного малютку духа. Фигурка его напомнила Дьоллоха – такие же сутулые плечи и продолговатые худенькие ноги. Человечек мигнул слабеющим светом, притворил мерклые, почти уже потусторонние глазки, и упал навзничь, раскинув сбитые крылышки.

– Ну помоги же мне, восьмилучистая!.. – Айана едва не расплакалась. Сердясь на звезду, в отчаянии дергала перья. Кости лопаток крепко срослись хрящами в соединении с крыльями. Самой не справиться.

– Ох, неумеха ты нерасторопная, – проворчала звезда.

Гибкие студеные пальцы забрались под ворот, скользнули к лопаткам… И Айана во сне провалилась в еще более глубокий сон.

– О, Мать горшечниц, все, что было задано, я, как могла, старательно исполнила, – сказала кому-то звезда.

Из перевернутого над Элен созвездия Арангаса поднялась голова древней старухи, окутанная пушистым венчиком белых волос. В глубоких веках под черными, как уголь, бровями мерцали живые пронзительные глаза.

– Прошла девчонка с блеском испытание, – доложила восьмилучистая.

– Пусть отдохнет теперь моя хорошая. Не надо больше беспокоить попусту, – молвила старуха, зазвенев колокольцами, и снова улеглась в Арангас.

Коротко взблеснула Крылатая Иллэ, Круг Воителя очертил в небе туманную полосу. Видения потускнели. Густые лапы ветвей склонились над девочкой непроницаемым шатром. Крылья джогура вновь вобрались в лопатки до последнего перышка, уютно сложились в спине девочки так, что от них не осталось и следа.

* * *

Спокойно и крепко, без грез и морока спала маленькая Айана на макушке великой лиственницы. А внизу у подножия, рядом с небрежно брошенными торбазами девочки, стоял Дьоллох. Он ждал большую северную девушку, чей серебристый смех и грудной голос мог выделить из уймы смеха и голосов.

Парень только что вернулся из поездки Кый и торопился домой, но вдруг услышал, как на поляне у Горячего Ручья кто-то пылко стонет, вздыхает и ржет жеребцом. А потом и увидел…

Остановив коня, Дьоллох привязал его к ветви Матери Листвени, а сам прислонился к шершавой коре с запрокинутой головой и гулким сердцем. То, от чего он пытался сбежать, тщился схоронить в себе вместе с невыносимой смесью благоговения, страсти и зависти, рухнуло в него с новой сокрушительной силой.

Долгунча-Волнующая! Красавица-северянка и думать не думала, какую бурю спутанных чувств взметает одно лишь ее имя в бедном сердце певца-недоростка. Одно лишь имя… А тут! А тут, умиротворенный дальним походом, спокойный и тихий, он случайно подсмотрел запретную пляску предутренних дев, и если первобытный танец сумел пробудить в земле материнскую суть, то в мальчишке проснулся человек-мужчина со всеми присущими мужчине желаниями, которые вполне естественно возникают при виде обнаженного женского тела.

Первой, кого он узрел в брезжащих сумерках на поляне, была она, Долгунча, вздумавшая как раз привстать на колени. Долгунча в темном ореоле взлохмаченных волос, с прекрасным сумасшедшим лицом и высоко торчащими рыльцами лилейной груди.