У звезд холодные пальцы

Тайна, бывало, снилась по ночам, превращаясь в тягучую реку. Урана барахталась в вязких волнах, с головой уходила под черную воду. Выныривая снова, хватала колючий воздух раздирающими горло хлебками. Огромная щучья пасть надвигалась медленно, безысходно. Захлопывалась и, как кожемялка, мнущая жесткую шкуру, нескончаемо жевала-пережевывала живое тело Ураны. Все не могла заглотить. Но время пришло – не поперхнулась, умяла сына и мать.

Она содрогнулась, невольно вздернула руки к лицу: Тимир, без сна ворочавшийся на постели, рывком опустил ноги на пол. Обогнул жену взглядом, будто пустое место. Завозился в правом углу, где на колышках висели охотничьи и рыбачьи снасти. Повернулся с охапкой снаряжения в руках. Невидяще уставился в мису с дымно парящим мясом и проговорил с хрипотцой:

– Скажешь этим, что приведут твоего сына, будто я ушел на рыбалку.

– Куда ты? – осмелилась Урана.

– А и впрямь порыбачу. Знатно нынче крупных щук… выплыло из глубей. Скажешь, вернется, мол, не скоро. Не привыкать тебе враки плести.

Мешкая, усмехнулся люто.

– Если проговоришься кому, что родила мальчишку от сытыганского колдуна, живьем шкуру спущу. Не совсем ты, надеюсь, дура. Твоему же исчадью от болтовни не станет добра.

– Тимир…

– Был Тимир, да весь для тебя вышел. Не трясись, не уйду. Буду жить с вами в одном доме. Буду, хотя подобная жизнь для меня, сама понимаешь, пытка. Любому на моем месте не шибко понравилось бы каждый день видеть в своей юрте распутную бабу и нагулянного ею щуренка. Хорошо, что раньше узнал, не успел привыкнуть к нему… А теперь и не надо.

Домм шестого вечера. Ущербное возвращение

Семья не прощалась с Атыном. Нечисть могла подумать, что он умирает, раз прощаются-то, обрадовалась бы и забрала. Дети смирились с неизбежностью его ухода. Но куда денешь печаль?

И вот мальчик покинул родные стены. Юрта сразу будто бы опустела. Все слонялись неприкаянные, точно и впрямь кто-то умер. Дьоллох к тому же мучился зубной болью. Эмчита дала истолченный клык лесного деда, велела присыпать ноющий зуб этим порошком и приложить к щеке лоскут сырой заячьей шкуры. Парень так и сделал, но несносная боль не прекратилась.

– Бе-едный, – жалела Илинэ, гладя старшего брата по плечу. – Червяк у тебя в зубе завелся. Надо бы достать его из дупла клювом дятла.

– М-м-м, уйди! – Дьоллох выпятил щеку под повязкой, пропустил воздух сквозь зубы. Советы и утешения его только пуще раздражали.

– Может, к Атыну сходишь? Он запросто клещами зуб выдернет или почистит и серебром дырку замажет. Атын ведь девятый кузнец рода.

– Не лезь! – вспылил Дьоллох. И все-таки отправился к братишке.

Илинэ присела рядом с матушкой, скоблившей у окна испод заячьей шкуры. Лахса полюбовалась светлым лицом девочки, глазами ее нездешними, прозрачно-карими. Не выдержала, прижала голову дочери к груди:

– Луноликая моя, – сжалась на миг в боязни сглаза, плюнула влево – прочь, нежить, прочь!

– Матушка, а правду говорят, что дева Луна забрала к себе девочку, которую злая мачеха отправила ночью за водой?

– То сказка. Девочка с ведрами видна при полной луне. Сейчас-то луна в ущербе.

Лахсе сказка со злой мачехой была не по сердцу.

– А есть сказка про ущербную луну?

– Есть.

– Расскажи!

– Вот пристала, чисто репей…

Лахса думала об Атыне и не хотела отвлекаться. Но недовольно вздохнув, начала:

– Ну, слушай… Ехали чужеземцы, отец с сыном, на конях с востока в наши края. В пути старый отец помер. Перед смертью наказал сыну найти добрый аймак, поселиться в нем и взять себе девушку в жены. А выбрать ее сын должен был по двум приметам. Во-первых, если девушка, вертя ытык, держит пальцы вместе, не отставляя мизинцев, во-вторых, если мочится громко и с шапкою пены.

– Как это – с шапкою пены? – простодушно спросила Илинэ.

– В сказке так говорится, – смутилась Лахса. – Верно, старик имел в виду крупное и здоровое женское чрево, годное выносить много детей… Вот, похоронив отца, парень отправился дальше и нашел аймак, где ему понравилось. Там в одной славной семье были на выданье две девушки – родная и приемная.

Лахса резко закашлялась. Ах, что ты будешь делать с этими сказками! То сироты в них со злыми мачехами, то приемные дочери… Не затеребить бы больное!

Но Илинэ сидела спокойно. Продолженья ждала.

– К родной дочке-красавице старики относились так, будто им сквозь нее солнце светило. Приемную же, дурнушку, еле выносили. Парню поначалу тоже первая глянулась, однако не забыл отцова наказа, улучил время подсмотреть за девицами. Приметил, что красавица мочится тихо и каплями, а дурнушка с шумом и кипящею пеной. Посватался ко второй. Стали молодые жить-поживать, наплодили кучу детей. Чужеземец научил людей саха кое-чему из того, что умело его восточное племя. И сам здесь разному хорошему научился.

– А с красавицей что потом было?