У звезд холодные пальцы

После того Олджуна побежала очищаться к речке Бегунье. Горная речка летела по перекатному руслу, лупцуя тугими струями набыченные лбы порогов. Внизу праздновала победу и разливалась привольно. В устье вода была теплее и синяя-синяя в глубине, будто небо отсюда брало для себя краску.

Эленские речки, ручьи и озера давно познакомились с резвым телом Олджуны, и она изучила все их отмели, омуты и коряги, охотящиеся в глубине острыми сучьями на неосторожных пловцов. Молилась обо всех больших и малых водах, чтобы не обмелели, не исчезли в нынешнюю жарынь.

Вода в светлых песчаных речках отдавала чистотою и солнцем. Озерная отличалась особым вкусом и нравом. В некоторых была мягкая, нежноструйная, волосы мыть одно удовольствие – лились после этого с плеч, будто волны. В других – жестковатая и холодная, зато приятно освежала томное со сна тело. В таких утром купаться хорошо: на ласку скупые, а на дары щедрые – бодрости на весь день хватает. Иная вода сберегала брусничный вкус. Это веселый ручей, протекая вверху по молодому брусничнику, сохранял память о нем и озеру передавал. А порой от ручья веяло земляникой. Пойдешь по ручью против течения и непременно наткнешься на полянку, где сладкая ягода, заячья утеха, славно уродилась.

Никогда не купалась Олджуна лишь в мрачном Диринге. Высокие ели темно-зеленой каймой обводили его угрюмые заводи, к вечеру же и вовсе опрокидывались в них макушками вниз. Поди пойми – где сами деревья, где отражение. Осенью по утрам в этих местах светало позже всего. Ночь не спешила покинуть Диринг, скользя по нему, точно железочешуйчатая ящерица Мохолуо, которая, говорят, таится в глубине.

Чаще всего озеро хранило дремучее молчание в непорушенной или чуть рябящей глади. Но иногда ни с того ни с сего, рыча страшным донным голосом, колотилось вздыбленными гребнями в тесные берега. Словно самому небу грозило выплеснуться, окатить пеший ярус тяжкой, мерклой волной. А вода отдавала гниющей древесной прелью и неуловимо – чем-то еще, что отдаленно напоминало нутряное болотное зловоние.

С Осени Бури Олджуна избегала Диринга так же, как аласа, на котором некогда жил ее родной аймак Сытыган. Была причина тому, что она туда все-таки отправилась. Пошла разговаривать со своими покойниками. Если Хорсуну можно, то можно и ей.

Сворачивая к озеру по заросшей травою тропе, она слышала в березовой роще упреждающий посвист лесных птах. Потом птицы затихли, и взгляд уперся в недоброе лицо Диринга. Олджуна вздрогнула: почудилось, что безумное озеро разглядывает ее насмешливо и хищно. Отвела глаза, снова глянула – озеро как озеро. Просто очень темное из-за старого ельника вокруг.

Показался высокий столб с деревянными фигурками птичек и щуки на шестах. Девушка обогнула шаманский жертвенник стороной и снова содрогнулась: послышался громкий стук. Резкие звуки падали на воду, твердели и плыли по ней, будто куски нетающего льда. Край крутого, самого высокого здесь берега был размыт прошлогодним половодьем. Олджуна нечаянно столкнула висящий над обрывом куст шиповника. Куст сорвался, и кто-то возмущенно завопил внизу. Нагнувшись над кручей, она увидела двоих мальчишек. Пострелы врубились в почти отвесную стену и зачем-то копошились в ней. Один, тучный, задастый, чьи затылок и плечи обсыпали комья земли, держал в руках топор. Сердитое задранное лицо второго было тоже усеяно землей.

– Эй, что вы там делаете? – крикнула Олджуна и заметила ременную привязь, которая спускалась к мальчишкам с комля крепкой ели.

– А ты что здесь лазишь? – не замедлилось в ответ.

– Корову потеряла, – соврала она. И засмеялась: – Может, думаю, Мохолуо ее на дно утащила, так попрошу обратно вернуть!

Как бы толстый парнишка ни тщился загородить собой что-то белое и выпуклое, выступающее из стены полукругом, Олджуна поняла: это рог Водяного быка.

Водяные быки обычно дремлют в ледяных глыбах земли. Пробуждаясь, подземные чудища роют рогами русла новых рек и ямы озер. Сколько было случаев, когда разгневанные громадные твари выбирались наружу из земных толщ и забирали с собою тех, кто осмеливался потревожить их покой! Этот бык, наверное, отец самого Диринга. Солнце нынче жаркое, вот и высунулся из подтаявшей кручи. Как же мальчишки отважились?

– Ах вы, остолопы! – закричала Олджуна. – Сейчас пойду и скажу аймачным!

– Кинтей, нас накажут, – заныл толстый мальчишка.

– Пусть попробуют, – насупился второй. – Я никого не боюсь!

– Водяной бык вырвется и убьет вас, глупые!

– Не убьет, – возразил Кинтей. – Бычина совсем мертвый. Не шевельнулся, пока мы рога рубили.

– Зачем они вам?

– Скоро торжища в Эрги-Эн, – ухмыльнулся парень. – Можно поменять куски рогов на диковинные вещи у чужеземцев, не трусящих перед волшебною силой!

Бессовестный и не подумал солгать.

– Не говори никому, Олджуна, – взмолился раскрасневшийся толстяк. – Не говори, и мы про тебя не скажем!

– Вы ничего и не можете обо мне сказать, – презрительно бросила девушка и выпрямилась, отвернулась от обрыва. Надо же, удивилась с досадой, соплякам известно ее имя.