У звезд холодные пальцы

Скорее отмыться от нечистого Диринга, от мертвого аласа и горького пота! Олджуна во весь дух помчалась к любимому устью Бегуньи.

В прошлом году речная лежка после паводка непомерно раздалась, а нынче в межень оголилась. В желтых песчаных грядах, намытых с берега Большой Реки, тонули кудрявые кусты краснотала. Осмотревшись – не видно ли орла поблизости? – Олджуна скинула платье и обувку. С ходу с шумом и брызгами бросилась в круг речного солнца – ух-х! Как хорошо, как холодно!

И долго-долго лучистые волны ласкали, оглаживали нежную девичью кожу, словно диковинной белой лодкой играли гибким телом Олджуны, которое познавало девятнадцатую весну.

Потом она растянулась на горячем песке под сквозистой тенью свесившего ветви тальника. Придержанные листьями лучи приятно касались открытого тела. Олджуна любила свое красивое тело. Ловкие кости лежали в нем выверенно и удобно, упругая плоть облекала их гладко, как ласково вымятая глина. Девушка лежала, с удовольствием пошевеливая кончиками согревающихся пальцев, слушая жужжащую песнь шмеля и шепот волн под ногами. Ей было хорошо и одиноко. Она ощущала себя землею долины, темным плодородным дерном, желтым речным песком и веселыми камешками. Широкие и узкие тропы текли по ней бегучими венами. Продолговатые озера-глаза отражали дно неба. Элен создала ее, и Олджуна намеревалась прожить здесь длинную жизнь. Длинную и счастливую…

Однако со счастьем пока ничего не получалось.

Вначале она наслаждалась жизнью рядом с Хорсуном. Скоро ее перестали называть дочерью Никсика и Кэнгисы. Говорили как о приемной дочери багалыка или, чуть хуже, воспитаннице. Либо, еще хуже, вскормыше… Пусть так! Но на нее падал отблеск уважаемого и любимого многими человека. Она насквозь видела тех, кто искренне почитал Хорсуна, и тех, кто угодничал из выгоды или опаски. Знала наперечет всех, кто был ему симпатичен и кого он недолюбливал. Знала и то, что обязана багалыку, кроме пристанища, добрым отношением людей. Будь она ему никем, еще неизвестно, как бы с ней обходились.

Доколе продолжалось детство, Олджуна вела себя, как привыкла, живя в Сытыгане. Противные женщины заставы ябедничали Хорсуну, что его приемная дочь обижает младших и выбирает рыбу из соседских сетей.

Он всегда заступался. Сперва Олджуне это нравилось. Потом она заподозрила: багалык защищает ее не потому, что любит, а потому, что великодушен к неродному ребенку. Чужой девочке, сироте. Она вознамерилась проверить это и забралась в заповедные горы жрецов, куда бегала однажды в год Осени Бури, чтобы вызвать лекарей к умирающим родичам.

Увидев лестницу на Каменном Пальце, Олджуна пришла в восторг и немедленно полезла вверх, но не одолела и пяти ступеней, как ее поймал главный жрец.

Взбешенный Сандал приволок девочку в заставу за ухо и, забыв поприветствовать багалыка, сразу принялся кричать и ругаться странными словами. В другое время Олджуна постаралась бы вникнуть, почему совсем не бранные слова кажутся худшими, чем охальные. Однако ухо горело огнем и сердце жгла ненависть к гадкому старику – он всю дорогу подгонял ее болючими тычками в плечо.

Хорсун выслушал вопли Сандала внимательно и ничего не ответил. Глянув в глаза багалыку, Олджуна вздрогнула: никогда не замечала она у него такого страшного взора. Ни за какие посулы не пожелала бы оказаться на месте жреца, которого будто ледяною водой окатили.

Сандал вздернулся и, замерев на мгновенье, засуетился. Отпустил наконец из пальцев ее несчастное ухо. Развернулся резко, бормоча что-то себе под нос, и ушел по тропинке на свою дражайшую гору.

Олджуна думала, что ей сильно достанется. С жгучим нетерпением ждала, по крайней мере, оплеухи или затрещины. Зажмурилась и стиснула зубы, чтобы не видеть злого лица Хорсуна с побелевшей на щеке молнией, не ранить его душу случайной немой мольбой. Пусть вдарит как следует – она заслужила…

Но багалык пальцем не коснулся. Просто сказал устало:

– Обещай больше не лазить на гору жрецов.

И Олджуна обещала, так и не открыв глаз… Зачем было их открывать? Она без того знала, что Хорсун взял себя в руки и лицо его, как всегда, бесстрастно.

Не ходить на гору жрецов? Еще чего! Олджуна назло старикашке Сандалу стала заглядывать во все запрещенные места. Не раз побывала в маленьком горном селенье в отсутствие его долгополых обитателей. Правда, уже не пыталась взобраться на высоченный утес. Больно надо! Пусть Сандал засунет себе свой разлюбезный Каменный Палец куда угодно!

Но хладнокровию багалыка девочка измыслила еще одну проверку: залезла на сторожевую вежу. Оттуда ее пинками прогнал разгневанный дежурный воин, а другой притащил упирающуюся своевольницу к багалыку. Хорсун и тогда не ударил Олджуну, хотя она, подставляя щеку, мысленно заклинала: «Бей же, отец!» Пусть бы он избил ее в кровь, отколошматил до полусмерти, но не был так оскорбительно, так язвяще равнодушен!

Хорсун вздохнул:

– Обещай больше не лазить.

Будто не было других слов. И она опять обещала.