Вначале робко сторонилась всех пугливая красавица дикарка. Язык ее был скуден, странен смех, у очага ей было слишком жарко. Но после притерпелась, обжилась, зверей добытых молча свежевала. Через охотничью, рыбачью снасть, держась запрета, не переступала. Когда же, напрягая чуткий нюх, губами к шее мужа прикасалась и в ноздри бил солоноватый дух, она себе счастливою казалась… Однако новой солнечной весной опять вернулось к ней обличье зверя. Что делать – взял супруг оброт двойной и все глядел, глазам своим не веря. Потом жену он крепко привязал в жилье к столбу у левой половины и на коне немедля ускакал в лес на три дня, три длинных, очень длинных…
О, как лосиха плакала тогда, на привязи суровой смирно стоя! Печалилась, что вдаль несут года неумолимо время золотое, и горевала о своей судьбе, погубленной коварным звероловом, с уныньем вспоминая о себе – той, что жила в родном лесу сосновом. И виделось ей прежнее бытье мгновеньем мотылька – так ярко, близко… А где слезинки падали ее, пол трескался, как глиняная миска.
У молодых родился вскоре сын. Был светлоликим мальчик и пригожим, но вякнул лишь слепой старик один, что это к счастью – быть на мать похожим. Не запретишь в аймаке злых вестей, досужих пересудов о ребенке: все знали, что покрыты до локтей лосиным мехом малыша ручонки!
Охотник крепко невзлюбил дитя. Все думал, что, когда пускался в лес он, так женка тут же, подолом вертя, к своим таежным поспешала бесам. А впрочем, оборотень и она. Ей не зазорно выродка тетешкать… Постылая, отвратная жена, Дилги жестокосердного насмешка!
Муж в гневных думах начисто забыл, что лес покинуть сам ее заставил, что красоту в ней дикую любил и высоко простую душу ставил.
Вот минул год, и в первый день весны жену охотник привязал обротом, оставил рядом чадушко жены да и уехал молча на охоту. На третий день он лося крупный след на берегу знакомом заприметил, и самого сквозь тальника просвет увидел, где когда-то деву встретил… И понял, что наткнулся на врага. Но чьим бы дивный зверь твореньем ни был, над ним железные росли рога, распахнутые, как ладони, в небо!
Охотник в страхе очи затворил. Хотел бежать вначале он отсюда из всех своих и лошадиных сил и никогда не знать про это чудо, да ярость в голову вломилась вдруг… Нет, крепкая рука не содрогнется и точный лук – надежный, верный друг, не посрамит себя, не промахнется!
Запели опереньем девять стрел, и девять жал, невыносимо жгучих, в грудь лося впились, там найдя предел, который обозначил меткий лучник.