Так и шло время медленно– медленно, словно в песочные часы попал камешек. Он вспоминал день, когда пост вышел в эфир. Как все было по-другому! Жизнь текла мирным ручейком, в котором сейчас он видел скуку, разбавленную Интернетом. Каждый день ходил одними и теми же тропами, садился в трамвай и шел в «Тре», пил кофе и смотрел «Тетрадь смерти». Слушал мамины наставления, смеялся над папиной неумелостью и злился, что так уныло живет. И вот сейчас он в водовороте событий, его бросило в самую середину реки. И что же? Оказалось, что достаточно было изменить привычные маршруты жизни, чтобы увидеть, как прекрасно все то, чем он обладал ранее. Он чувствовал теперь себя совершенно другим – и повзрослевшим, и неуверенным, как никогда до этого дня.
А тысячи и тысячи людей по всей стране, что поддерживают их? Часто, слушая новости о Москве или Питере, Денис думал, что маленький город – его наказание, что рождение в этом городе тормозит его жизнь. Оказалось, что тормозит он сам себя, Ограниченным мышлением в неограниченном информационном пространстве! Теперь город представлялся ему широкой дорогой, уютной колыбелью. Целый город был его домом, каждый готов помочь! Вот и на рецепшне с него не взяли денег, администраторша сердито оттолкнула карту и отправила в номер. Конечно, разболтала сразу же, и уже трижды горничные предлагали то поесть, то одеяло, но как же это приятно – ощущать заботу. И как же, черт возьми, все просто – чтобы стать чем-то и кем-то – необязательно ехать далеко. Не место наводит порядок в твоей голове…
Денис не включал в комнате свет, но от месяца, глядевшего полным боком в окно, в комнате было светло. Когда он совсем отчаялся в своей затее, завибрировал телефон.
– Через два часа в десяти минутах от корпусов. Там, где большой дуб.
Денис впустил воздух в легкие. Началось.
«Не забудь надеть штаны потеплее, ночь не теплая», – сказал ему Рафаэль, покачиваясь на луне.
В этот момент, в одной из новостроек центра города, Марина смотрела в глаза одному из своих бывших коллег. Полураскрытые губы, чтобы чуть блеснули белые зубы, ресницы, намазанные по-девичьи густо и брючки, чуть утянувшие попу.
– Знаю, что у тебя есть возможность распечатать для меня список сотрудников отделения. Я не хочу вмешивать полицию в свои подозрения, а они пока подозрения. Может, тебе самому не нравится кто-то из тех, кто работает сейчас там?
На широком лбу проступили капельки пота. Коромыслов или, как его называли весьма точно, Крысов, был откровенным трусом с легкой любовью к флирту. Он ушел из их компании, когда начальницей отдела стала леди Алла. Это место прочили ему, и по годам, и по выслуге лет, но Алла столь решительно убедила директора своим резюме, что тот сдался без боя. В конце концов, незамыленный глаз еще никогда не вредил производству, сказал он коллегам, не глядя на Крысова. Увидев ее впервые в коридоре, с округлым задом и в узких очках, он уже представлял, как будет звать ее в свой кабинет с докладом. И доклад этот, может, быть, пройдет прямо на его коленях… Мужское уязвленное не снесло смены ролей и после первого же вызова на ковер он уволился. Марина, не раз ловившая на себе липкий взгляд Крысова, с удовольствием выбросила его стул и стерла все файлы. А пригодился.
– Я… Я даже и не знаю…. Наверное, могу, но, сама понимаешь, и не могу тоже….
В большой комнате, скудно обставленной самым необходимым, хотя и дорогим: домашним кинотеатром, кожаным диваном, стеклянным двухъярусным столиком, не чувствовалось вкуса. Здесь было едва ли уютнее, чем в дорогой гостинице. Ни единого пятнышка на ламинате, ни пылинки на выкрашенных в персик стенах. Работа Крысова в больнице наложила на него определенный отпечаток, видимо. Марине очень хотелось отодвинуться подальше от этих беспорядочно шарящих в поисках переключателя рук, но отступать было нельзя. Крысов и боялся, и сознавал свою власть над этой красивой женщиной, впервые смотревшей на него, а не вбок, как она делала раньше. Он уже прикидывал, что можно будет позвонить начальнику и выйти завтра попозже, а сегодня вдоволь… В ягодицы впилось острое, и он вскрикнул. Сладострастное выражение лица сменилось гримасой боли, и кривые два зуба справа блеснули в раскрывшейся пасти. Марина чуть не прыснула. Она-то видела, как все это время гримасничавший Илья сунул ему ножницы, которые притащил из кухни.
– Что-то случилось? – участливо спросила она, взяв его за колено.
Он держал в руках маникюрные ножницы, не покидавшие верхнего ящика в кухгарнитуре, и с нескрываемым удивлением их рассматривал. Толстые пальцы с белоснежными ногтями дрожали.
– Нет, ничего. Я сейчас, только список распечатаю. Буду премного благодарен, – и он широко улыбнулся, вновь обнажив два кривых, растущих отвернувшись друг от друга зуба, – если Вы приготовите чай.