Убей-городок

Нина, а точнее дознаватель Нина Комлева, была нашей внештатной «мамкой». У нее всегда можно было разжиться рубликом до получки, а то и каким-нибудь пирожком, если не получилось пообедать. К ней шли за советом в безвыходной ситуации, она могла устроить праздник для кого-нибудь из своих «сынков» в своей маленькой однушке на Металлургов, если у того не оказывалось подходящего места для такого мероприятия (все, кстати, очень прилично, не подумайте). Была она старше некоторых из нас всего лет на пять, но статус «мамки» от этого совсем не страдал. За допущенное разгильдяйство или небрежность в обмундировании, а то и за брак в работе, Нина могла так взыскать со своего «сына», притом публично, что строгий нагоняй от начальства выглядел бы ласковым шлепком.

А еще «мамка» виртуозно владела русским языком, особенно той его частью, которая в годы победившего социализма считалась вроде как не существующей. Затейливая вязь ее речи, перемежавшаяся тем, чего якобы не существует, была очень колоритной, но ни капельки не вульгарной. Находились упрямцы, утверждавшие, что и они так могут. Слово в слово повторят то же самое – и уши вянут.

Из своей будущей жизни я знал, что Нина так и останется непревзойденным носителем этого умения до самого конца службы в милиции, но при этом ни одни уши не пострадают от ее увлекательных тирад. Даже будущий муж ее, профессор и доктор искусствоведения, будет утверждать потом, что первый импульс любви сразил его наповал как раз в тот момент, когда он услышал выступление Нины по какому-то там поводу. Что это было за мероприятие, так, однако, и осталось неизвестным.

Разжившись не только кипяточком, но и душистой заваркой, я вернулся к Джексону. На двери к этому времени уже висела строгая табличка, исполненная от руки самим хозяином кабинета: «Не входить! Идет операция!». Это Джексон так глумился, а заодно и защищался от посторонних. Просто запирать дверь у нас было не принято. Стоит так поступить, и тебя могут заподозрить в чем угодно: в пьянстве, прелюбодеянии, чтении «Посева» или какой-нибудь самиздатовской литературы, а то и в связи с инопланетянами. А так все прилично: сыщик медицинского розыска под своей волшебной лампой извлекает мозг из очередного маньяка – все пристойно.

Когда я зашел в кабинет, там уже сидел дознаватель Щеглов, привлеченный табличкой на двери, и проводил испытание своих зубов посредством полученной от Джексона сушки. На сухую это получалось плохо: ни зубы, ни сушка сдаваться не торопились.

Я устроился рядом с ними и кивнул Митрофанову: готов.

– Так вот, – начал тот и замолчал, прикидывая, видимо, как ловчее построить интригу. – В пятницу это было. Звонит мне опер из СИЗО, Мишка Петров, и по голосу уже слышно, как он рад, что меня на месте застал. Мнется, мямлит, что-то невнятно толкует почти шепотом, но по всему видно, что помощи просит. «В чем?» – спрашиваю. Да у них тут сиделец один немножко сбежал, так поймать бы надо. Они засады уже все расставили, только у его бабы не смогли, сил не хватает. А баба живет аккурат на моей земле, так что не помогу ли я?

Джексон звучно отхлебнул из чашки, выключил наконец свою лампу и продолжил:

– Я спрашиваю: а почему все втихаря? Ориентировки нет, и сам ты вон чуть не шепотом разговариваешь. Отвечает, что хотят по-быстрому его поймать и никуда об этом ЧП не докладывали. А то, мол, сам понимаешь, поотрывают нам и головы, и все остальное, и форму красивую отнимут. А уж если быстро не получится, так уж тогда семь бед – один ответ. Я у Мишки спрашиваю: так кто он такой, каких будет, насколько опасен? А тот одно: ты выйди, пожалуйста, в адрес поскорей, тебе же до места пять минут, а я быстренько подскочу, все расскажу, на все вопросы отвечу. Ты там у подъезда постой только, и делать-то ничего не надо. И приметы беглеца начинает мне рассказывать.

Джексон замолчал. Щеглов отложил в сторону невредимую баранку, вдумчиво потрогал зуб, потом посмотрел на рассказчика:

– Ну?

– Что «ну»? Поймали мы его. Мишка чуть не зацеловал засранца до смерти от такой радости. Вот в умных книгах, в наставлениях всяких пишут, как меры по поиску и задержанию сбежавших из-под стражи надо организовывать. Ориентировки там, перекрытие путей и адресов, соотношение сил и все такое. А тут к тебе обратились за помощью, и что делать? Понятно ведь, что все это авантюра чистейшей воды. Ничего не знаю: ни кто такой, ни зачем сбежал? Может, ему свидетеля грохнуть надо, и он ни перед чем не остановится, раз уж на побег решился? Может и меня заодно порешить. И что мне, отказать, потому что все неправильно? Так ведь одно дело делаем. Завтра мне к нему обратиться придется. Чайку там нужному человечку сунуть или сигарет. И что он мне на мою просьбу скажет?

Джексон обвел нас вопрошающим взглядом и сам же ответил: