И ведь знают все, что на уровень преступности влияет более пятисот факторов, а виновата почему-то только одна милиция. Так проще, видимо. А то ведь начни искать, с кого за эти пятьсот факторов спрашивать, и есть риск наткнуться на самих себя. А это не по-партийному как-то получается. Так что уж лучше все претензии к милиции. Она привычная, и не такое стерпит.
Так что, возвращаясь к теме, огрести-то мы огребем, а хвалить потом за прекращенный «глухарь» (что прекращено, что раскрыто – все одно) никто не станет.
А в чем вообще сыр-бор? Из реплик выясняю, что некий гражданин увидел около строящегося моста летающую тарелку, из которой вышли зеленые человечки, и понял, что будет сейчас похищен. Но наши люди врагу живыми не сдаются, поэтому решил порезать себя ножом, который как раз для этого дела случайно оказался у него в кармане. Но не успел, потому как зеленые человечки отобрали у него нож и нанесли ему несколько ранений, очень болезненных, так что он испытывал сильные мучения и чуть не умер.
А что, в семьдесят шестом году уже прилетали летающие тарелки? Мне казалось, что они прилетят попозже – в конце восьмидесятых-девяностых, когда на советского гражданина обрушится шквал газетных «сенсаций», включая инопланетян, которые стоят за всеми мировыми войнами и прочими катаклизмами.
Странно, но я «дела о зеленых человечках» не помню. Ну, если оно было в семьдесят шестом, а я пришел в уголовный розыск в семьдесят восьмом, то ничего удивительного. За два года столько всего появится, что о человечках забудут.
– Борь, но это и так понятно, – вздыхает майор. – Ты же объяснение читал? Какие летающие человечки и зеленые тарелочки? Ну кто же нормальный такое напишет? С бабой поцапался, та выгнала из квартиры. Наклюкался и решил себя зарезать. И все. Попытка самоубийства. Нет тяжкого.
– А кто объяснение такое взял, про зеленых человечков? – усмехается Боря. – Не надо было всякую ахинею записывать. Мало ли чего наборонить можно!
Взгляды присутствующих устремляются на меня, потому что это уже притча во языцех, как раненый участковый после реанимации что-то говорил о сто четвертом микрорайоне и каком-то аквариуме. Слово «аквапарк» не понял никто.
Майор Семенов изрек тираду, в которой говорилось об инспекторах уголовного розыска, не умеющих работать. Благозвучные слова при этом были почти неразличимы на фоне витиеватых идиоматических выражений.
– А я записал то, что он мне рассказывал, – огрызается сдающий смену сыщик. – Время утреннее, конец смены, если я пустой приеду, от вас же и получу по шапке.
Семенов начинает нервничать: перепалка со строптивым следователем затягивается без особой на то нужды. Решение находится: ни нашим, ни вашим.
– Краснюк, – начальник подает тощий материал дежурному, – дорабатывайте в дежурные сутки. Если затрет с текущими происшествиями, доложишь. Все понятно?
Инспектор уголовного розыска, который принимает смену вместе со мной (я тут как бы стажер) почти с ненавистью смотрит… нет, не на Борю, а на своего сменщика. Это ведь ему теперь придется подчищать хвосты. А Боря что? Он по существу дела говорит.
А я смотрю на старшего лейтенанта, постарше меня лет на пять, почти с нежностью, потому что узнал в молоденьком следователе Бориса Рябинина, впоследствии подполковника, лучшего следователя города и области, а по выходе на пенсию – лучшего адвоката Череповца. Кто-то, может, со мной и не согласится, но я-то знаю, что это именно так.
Следователи, узнававшие, что в их деле адвокатом будет Рябинин, впадали в прострацию: женщины срочно уходили в декрет, мужчины – в запой. Борис Михайлович мог на заседании суда развалить любое дело, отправив его на доследование. Уж с его-то опытом и умом не отыскать огрехов? Но дела он редко разваливал, жалел своих недавних подчиненных, да и смысла в этом не видел: клиент-то в СИЗО, нужно его дело решать. А вот добиться от суда переквалификации тяжкого преступления в менее тяжкое – это запросто. А был вообще случай, когда подсудимого, содержащегося в СИЗО, освободили прямо в зале суда. К Рябинину была очередь даже не для того, чтобы он взял клиента, а просто ради дельного совета по какому-нибудь хитрому вопросу.
Увы, хорошие люди быстро уходят из жизни. Тяжелая болезнь, смерть любимой жены, а потом и сам Борис Михайлович ушел от нас в мир иной.
Следователь Боря меня тоже пока не знает. Ничего страшного, еще познакомимся. Не знает, что количество звездочек на его погонах будет расти сообразно занимаемым должностям, потом осыпаться, сменяясь уже большими звездами. И что он проработает в следствии двадцать пять лет, соберется на пенсию, а мы будем устраивать вокруг него пляски с бубнами.