Убей-городок

Но все-таки к тому, что когда-то принималось как должное (да тот же стакан в автомате), пришлось привыкать. Пытаюсь отыскать что-то полезное в своем проживании в общежитии, вспоминаю статьи из моей реальности, в которых пишут о том, что благодаря советскому коммунальному быту люди были и добрее, и более открыты. Ну да, более открыты, и более, скажем так, подвержены коллективизму, менее индивидуалистичны.

Чем хорошо общежитие, так это тем, что в случае чего можно одолжить у соседей что-то такое, чего не хватает в твоем хозяйстве. Хоть фотоаппарат, а хоть и штук пять картофелин, чтобы сварить нехитрый ужин. А при необходимости удастся сообразить трапезу из ничего: тут занял сковородку, здесь – пять картошин и луковицу, а там – немного растительного масла. А пачка соли всегда стоит на кухне. Красота! Недавно один из соседей купил себе телевизор, так у него в комнате теперь обитает половина общаги. Смотрят все подряд – от спортивных соревнований до «Невесты с севера» и концерта Ирины Архиповой.

Но плохо, что если ты что-то у кого-то одалживаешь, так будь готов, что и тебе придется давать соседям какие-то свои вещи. Мы не студенты, штаны-рубашки или ботинки друг у дружки не берем, но вот мой утюг постоянно кочует из комнаты в комнату. И возвращают его порой в неприглядном состоянии, поэтому приходится очищать нагар с подошвы. Сделаешь замечание – таращат глаза и говорят: «Ну и че? Гладить-то можно!» Проще плюнуть и самому почистить, чем что-то доказывать. Вон Лешка Воронцов, что обитал в моем теле, парень хозяйственный: у него припасен кусочек «бархатной» наждачной бумаги, чтобы чистить подошву утюга от нагара.

А еще соседи передают мой утюг друг другу. Одолжишь, скажем, его Пашке, а у того уже Колька взял, передал Петьке. Ищи-свищи свой же собственный утюг. А не дай, так станут потом гундеть: мол, Леха – жила, не хочет делиться. Помнится, как-то раз, отчаявшись отыскать свое же имущество, я просто купил новый, так в тот же вечер нашелся и старый. Зато теперь соседям одалживаю старый, а новый никому не даю. Зажал, скажем так!

А мне, как порядочному милиционеру, без утюга никак. Ведь не попрешься же на участок в мятых штанах и жеваной рубашке? Что люди скажут? Советский участковый должен служить примером для населения и образцом для подражания. Нет, у нас есть отдельные персонажи, которые и штаны не гладят, да и рубашку не меняют неделями. С ними постоянно борются и Злотин, и начальство повыше. Один такой деятель упорно носит фуражку без пружины, утверждая, что никаких уставов он не нарушает. Выглядит, конечно, такой головной убор, как уши у Чебурашки, деятелю уже и выговор объявили за нарушение формы одежды, а ему хоть кол на голове теши.

А мне просто не нравится ходить в мятой форме, вот и все. Вообще, мне и сама форма нравится. Подозреваю, что я и в армии-то согласился взять «комсомольскую путевку», направляющую меня в Череповец на службу в милиции, потому что нравилась форма. Наверное, предложили бы отправляться в пограничное училище, то согласился бы. Но не предлагали, хотя я и спрашивал, типа разнарядки на нашу заставу не было. А вот на сверхсрочную предлагали остаться, но не захотел. Наверное, втайне мечтал об офицерских погонах и брюках с кантом. И обязательно идеально отутюженных.

Кстати, пришлось восстанавливать навыки глажки и отпаривания, потому что в двадцать первом веке промышленность выпускает такие брюки, которые держат стрелку сами по себе, без прикладывания усилий. Но есть своя прелесть в глажке. Пока шуршишь, можно поразмышлять, пофилософствовать.

Итак, Виталий Шматинин, которого я в той, первой жизни не смог отправить на нары за убийство Коркиной и не предотвратил тем самым убийство беременной женщины, нынче полным ходом движется к осуждению. Флаг ему в руки. Только не нужно сейчас вспоминать модное в мое время выражение и говорить: дескать, у полковника милиции имелся незавершенный гештальт. У психологов незакрытый гештальт – это нечто незавершенное, не доведенное до логического окончания, типа не познакомился, не сходил, не исполнил. А вот когда понимаешь, что на твоей совести висят сразу две смерти, не до мудреных выражений. И не нужно мне никаких лавровых венков за раскрытое преступление, пакет с лаврушкой я сам в магазине куплю, стоит копейки. Если начну с ума сходить, венок сделаю, украшу им свою шевелюру.

Но Валентину Гусеву, отмазавшему меня от выговора, огромное спасибо. Служебную проверку Гусев провел так, как положено: объяснение с меня взял, выписки о проведении мной проверок Шматинина и Коркиной присовокупил, в собственноручной справке расписал о факте убийства одного поднадзорника другим, а в заключении написал: «Участковый инспектор младший лейтенант милиции Воронцов Алексей Николаевич за проявленную халатность и безответственность в исполнении служебных обязанностей заслуживает строгого наказания, однако, учитывая его незначительный стаж в должности участкового, ограничиться общественным порицанием».