Убей-городок

Затащил к начальнику стул, уселся, но дверь при этом закрыть уже не получилось.

Николай Васильевич покрутил пальцами попавший под руку карандаш и приступил к делу:

– Вот что, Алексей, не буду ходить вокруг да около, тем более что слухи до тебя, вероятней всего, уже докатились. А может, и не только слухи. Может, уже и какие разговоры были.

Шеф глянул на меня, ожидая помощи. Сейчас вот я разулыбаюсь и сам, скрывая радость и демонстрируя фальшивое огорчение, начну говорить. Но я был невозмутим.

Николай Васильевич вздохнул.

– В общем, стоит вопрос о твоем переводе в уголовный розыск. А ты знаешь, как у нас обстоят дела с участковыми: вечный некомплект. Соответственно, я должен быть категорически против твоего перемещения. Да я и на самом деле против.

Ничего себе, перевод в уголовный розыск! Да быть такого не может! Одно дело, если сержанта запаса ставят на должность участкового, а через полгода присваивают ему звание младшего лейтенанта милиции, и совсем другое – инспектор уголовного розыска. Там и опыт должен быть, и хоть какое-то образование кроме средней школы.

Николай Васильевич постучал карандашом по настольному стеклу, сломал грифель, удивленно посмотрел на него – оказывается, стучал не тем концом – и продолжил:

– Но и держать тебя я не буду. Я ведь вижу твой потенциал и понимаю, что если судить по большому, то держать тебя здесь – все равно что делу вредить. Как участковый ты на две головы выше остальных. Вот разве что до дяди Пети не дотягиваешь, но до него мало кто дотянет.

Уровень дяди Пети – это вообще нечто. Но такого уровня я ни разу не видел, даже потом, когда отслужил в милиции двадцать с лишним лет и на участковых понасмотрелся. Но Петр Васильевич – уникум.

А начальник между тем продолжал:

– Только не зазнайся мне тут раньше времени. Много до тебя таких было, которые взлетели неожиданно, да быстро упали. – Шеф посмотрел на меня хитровато: – Сам-то что думаешь?

После такого откровения своего руководителя, который на похвалу был не то что скуп, а неимоверно жаден, валять ваньку было неуместно.

– Да, Николай Васильевич, были предварительные разговоры, – это я о предложении Джонсона, значения которому не придал, – но чего уж тут прежде времени языком чесать? Вот и молчу. И если мне окажут такое доверие – перейти в розыск, постараюсь это доверие оправдать.

Златин засмеялся:

– Да передо мной-то в своей преданности уголовному розыску не клянись, оставь это для будущего начальства! – Он вдруг сменил тему: – А ты хоть знаешь, как тебя товарищи по службе за глаза зовут? Они же тебе кличку придумали.

– Как?

Этого я не знал. Если кличка обидная, то это плохо. У меня в жизни кличек никогда не было. Ну, за исключением школы, когда дразнили «Вороном», а то и «Вороной». Но это и не считается.

Златин посмотрел на меня с еще большим ехидством, выдержал паузу, потом изрек:

– Старик! – И внимательно посмотрел на меня.

А я обалдел. Вот это да! Такого я еще не слышал. Неужто по мне все-таки что-то заметно? Что-то такое, что я сам не контролирую? Образно говоря, из-под звездочки младшего лейтенанта полковничьи погоны лезут? Не должно же такого быть, а ведь и впрямь в точку! Сознание-то мое и опыт никуда не делись, все при мне, пусть и с поправкой на сорок с лишним лет.

Вот здесь надо было начинать играть.

– Да почему же старик-то? – с толикой обиды в голосе спросил я. – Что уж я, дряхлый такой? Мне ж двадцать один только. Я уже и после больницы оклемался. Вон мой председатель опорного пункта зарядку предлагает делать. Думаю, скоро начну.

– Да ну, дело-то не в этом, – усмехнулся Златин. – Вот сам-то подумай, пораскинь мозгами: почему тебе такую кличку дали?

Я только пожал плечами: дескать, ума не приложу.

Шеф приготовился загибать пальцы.

– Перед начальством никакого пиетета. Семенов тут на днях ржал и рассказывал, как ты его инструктировал для разговора с прокуратурой про повторный осмотр по убийству… как ее… этой твоей Коркиной. И вообще, на некоторых майоров как на своих подчиненных смотришь. В мое время младшие лейтенанты на майоров смотрели, словно на Господа Бога. А ты?

Он загнул мизинец.

– После больницы позабыл все, как старый дуралей. Людей путаешь, про прежние договоренности не помнишь. Ранение-то не в голову, чай, чтобы забывать все. Я уж собирался в больницу звонить: может, ты там с койки упал, башкой стукнулся?

Безымянный палец тоже оказался загнут.

А я вспомнил, как мы, плюнув на все отечественное вместе со страной, по-плебейски перенимали американскую привычку подтверждать перечисление разгибанием сжатых в кулак пальцев. Стали американцами от этого? То-то и оно!

– Представляешь, ты уже так себя поставил, что мне иной раз чудится, что я не с подчиненным разговариваю, а с коллегой, – усмехнулся Златин.

Эх, Николай Васильевич, знал бы ты правду. Полноправными коллегами мы с тобой станем спустя много лет, когда ты будешь начальником одного отдела милиции, а я другого. Впрочем, может и так все повернуться, что и не станем.