Но отмотаем чуть назад. Какие-то свои ляпы в поведении и высказываниях я успевал заметить и старался их как-то объяснить. Но ведь наверняка было то, что проходило мимо моего внимания. Что-то такое, что кажется мне самому очевидным, а других удивляет. Особенно если учесть короткий стаж Лешки Воронцова в органах внутренних дел. Вот и заработал себе никнейм.
Я улыбнулся и сказал сам себе: вот на таких «никнеймах» ты и засыпался. Это, конечно, ничем тебе не грозит, разве что окончательно прослывешь чудаком на другую букву. Главное, не настолько, чтобы со службы поперли. Я покрутил на языке новое прозвище. А что, очень даже ничего! Не чудак, конечно, а старик. Вот «сопляк» бы было обидно, в мои-то шестьдесят пять!
А мысли мои вернулись к недавнему разговору. В первой своей жизни до перевода в уголовку мне пришлось проработать два года, а здесь прошел только один, да и то неполный. И происходит это совсем не так, как тогда. Что же такое получается? Я своей деятельностью меняю реальность? Причем самому мне знать не дано, так это или нет, можно только строить предположения. В таком случае рассчитывать на то, что все ходы заранее известны, мне не приходится, так, что ли?
Я совсем раздухарился в своих предположениях. Надо бы взглянуть на происходящее трезво. Если в голову приходят мысли, что ты меняешь реальность, то тебе надо прямиком к старику Романову, полному тезке главного героя из фильма «Бриллиантовая рука», которому инопланетяне с Альфы Центавра магнитом просвечивали мозги.
А может, дело обстоит совсем не так? Вполне возможно, что я лежу сейчас в больнице с трубкой в носу, в коматозном состоянии, после ранения, полученного от обидчиков Гоши неподалеку от аквапарка, и мое агонизирующее сознание рисует мне различные виртуальные химеры.
Спокойно! Если это так, значит, это легко проверить. Я взял большую «цыганскую» иголку, которой только что шил свои дела, и собрался воткнуть ее покрепче куда-нибудь… Нет-нет, не туда, куда вы подумали, а в руку! Но передумал. Это испытание настоящей болью я уже преодолел в больнице и заверяю вас, что все очень даже настоящее.
Тогда другой вариант. В фантазиях не должны действовать всякие там физические законы, например гравитация. Вот сейчас я подпрыгну и воспарю под потолок, потому что я так хочу. Не будем терять времени!
Ух…
Услышав грохот, из-за стенки живо отозвался Николай Васильевич:
– Что, Воронцов, со стула упал? Кемарнул маленько? А то я слышу, притих что-то.
Пришлось наврать, что это портфель Гусева упал со шкафа. Если бы в эту минуту шеф вышел из своей каморки и не обнаружил в пределах видимости никакого портфеля, что бы он подумал обо мне? Что я все-таки со стула упал? Да и ладно с этим! Вывод-то какой из происшедшего? Не подвис я под потолком. Или опыт не тот, или реальность самая что ни на есть реальная.
А что еще я могу сказать о предстоящем переводе? Да много что могу. А главное, что назначение в уголовный розыск никогда не происходит с бухты-барахты. К человеку долго присматриваются: что за характер, каков в деле, не грешит ли избытком интеллигентности, раскрыл ли на данный момент хотя бы самое ничтожное преступленьице, ну и так далее.
И уж никакой начальник не станет предлагать вот так вот в лоб переходить к ним. К претенденту сначала еще не раз подойдут свои же коллеги из розыска и как бы невзначай прокачают его взгляды на нынешнюю работу, на дальнейшие перспективы. Его «случайно» возьмут в какой-нибудь простенький оперативный рейд и посмотрят что к чему. Обязательно посмотрят, какие отказные материалы он готовил, случалось ли отказывать в возбуждении уголовного дела по материалам, изначально представляющимся как «глухари», и что из этого получилось.
И только после этого, если все будет соответствовать ожиданиям, нет, не предложат, а всего лишь косвенно намекнут: вот, мол, сейчас самый удобный момент написать рапорт с просьбой о переводе в уголовный розыск. А начальник уголовного розыска еще долго будет изнурять претендента неопределенностью, чтобы тот окончательно созрел и каждое утро просыпался с мыслью, что он пока еще недостаточно достоин и надо трудиться, трудиться и трудиться, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия. Или я что-то перепутал?
Да, Владимир Ильич это про учебу говорил. Но дело не в этом, поскольку вывод один: тебе ничего не предлагают, ты сам просишься в розыск и готов каждый день своей жизни доказывать, что руководство не ошиблось, выдав тебе такой аванс.
Глава пятая
Аморальное поведение Сани Барыкина
– Воронцов! Алексей! – подозвал меня после оперативки Златин.
– Да, Николай Васильевич? – нахмурился я, предвкушая какое-то особо пакостное задание, возможно, не входившее в прямую обязанность участкового.
– Подожди немного, – попросил меня мой начальник.
Ну, пока он еще начальник, стало быть, я обязан выполнять его приказы и поручения.