Убей-городок

Все-таки в семидесятые годы уважение к милиции было на должном уровне, и товарищ в форме воспринимался как должное – как начальник. Поэтому все поняли мои слова правильно, окно закрыли, все быстренько допили и разбрелись по своим комнатам.

А на работе как на работе. Всем кажется, что у тебя дел меньше всех и надо тебя подгрузить маленько. Тут недавно следователь подходил, Валера Самсонов. Пойдем, говорит, поможешь дом отработать. Валера – мужик хороший и следователь от бога. Службу начинал простым милиционером, потом уволился, закончил юридический и вернулся уже на офицерскую должность. Улыбка у него располагающая, белозубая. Он своими зубами очень гордится и на спор любит срывать ими металлические пробки с пивных и лимонадных бутылок. Аж мурашки по коже от этого его фокуса.

Через пару лет, как мне помнится, он сядет за взятку вместе с еще одним следователем, а вот с кем – фамилия ускользнула. Какая-то темная, странная история с двумя бутылками коньяка. Не думаю, что взятку эту они взяткой посчитали, да и коньяк тот вполне сами могли бы купить. Надо будет постараться каким-то образом оградить Валерку от такого развития событий.

Отказать ему невозможно. Видите, как он спросил: поможешь мне отработать? Другой бы отдельное поручение написал – и дело с концом. А этот не чванился. И мы пошли с ним, хоть это и не мой участок, и отработали, что надо. По дороге он мне объяснил суть задачи: найти возможных свидетелей, видевших тогда-то во дворе грузовую машину такую-то и, если удача подвернется, вытащить из них максимум полезной информации. И нашли этих свидетелей, и вытащили информацию, и он мне руку пожал как равному.

Конечно, есть и еще один нюанс, почему я пошел отрабатывать дом на чужом участке. А нюанс этот – Николай Иванович Назаров, мой коллега, который вдруг взял да и «заболел». «Болеет» он таким образом два раза в год по неделе, а выздоровев, работает как проклятый – и за себя, и за того парня.

Николая Ивановича у нас и любят, и уважают, несмотря на эти его «заходы», по мере возможности прикрывают, чтобы он сумел доработать до пенсии, до которой остался какой-то год. И начальник отделения майор Семенов смотрит сквозь пальцы, делая вид, что он ничего не знает, хотя тоже все знает. Николай Павлович двадцать лет назад вместе с Назаровым начинал службу, но Семенов – майор, начальник, а Назаров всего лишь простой участковый, остающийся старшим лейтенантом в свои сорок пять, и ему даже старшего участкового не дадут. Все-таки участковый – это низовая должность; если сам не засветится, то никто не заметит, а старший – уже на виду, с него и спрос больше.

Так что и я свою лепту внес в дело досиживания Николая Ивановича до пенсии. Все на пять с плюсом. И Назарова прикрыл, и следователь мне руку пожал.

Ну да, руку он мне пожал, а я вспомнил, что в те времена, которые случились в другой жизни, я очень этим гордился, а вот сейчас… Ну да, руку пожал, но не более. И что, гордиться теперь до пенсии? Эх, со сколькими я потом следователями поручкался, да и губернаторами, и генералами, а в восемьдесят пятом, когда «Северянку» возводили, довелось поздороваться за руку с Борисом Николаевичем Ельциным, секретарем ЦК КПСС по вопросам строительства. Наша будущая гордость – доменная печь номер пять, призванная стать крупнейшей в Европе, становиться в строй не спешила из-за проблем в строительстве, поэтому ЦК и прислал в Череповец «толкача» в ранге целого секретаря. Кто бы в восемьдесят пятом подумал, что перед нами будущий президент России?

Глава четвертая Откровенный разговор

Сегодня вышел на службу пораньше и писал тихонько в нашем закутке накопившиеся рапорты и справки в учетные дела, радуясь отсутствию своих коллег. Мертвый час: утренняя смена давно разошлась, вечерняя еще не подтянулась. Работа спорилась. Дела пухли, вбирая в себя всякую фигню. Из своей будущей жизни я вынес хорошее правило: не торопись выкидывать бумажку, кажущуюся ненужной. Если добавить к ней несколько строк в виде пояснительной справочки, почему она здесь – придумать ведь нетрудно? – то делу только польза в плане объема. А объем – это тоже показатель работы милиционера.

В это время из-за стенки послышался голос:

– Воронцов, ты еще здесь?

Я не без удивления ответил:

– Здесь, Николай Васильевич!

– Один?

– Один, Николай Васильевич!

И тут шеф появился передо мной из своей «тайной» двери. Почему тайной? А потому, что у Златина был маленький смежный кабинетик: окно, стол, стул (один) и дверь, спрятанная между двумя огромными шкафами с всякими полезными и не очень бумагами. Если в нашем кабинетике находились посторонние, внезапный выход начальника «из ниоткуда» порой изрядно пугал посетителей.

В этот раз он осмотрелся, присел на стул напротив меня и уже открыл рот, чтобы начать разговор, но вдруг затормозился на мгновение и решительно встал.

– Нет, пойдем ко мне. Бери себе стул.

Ага, смекнул я, разговор предстоит серьезный, и сидеть на месте просителя не тот формат. Антураж должен быть другим и мизансцена иначе выстроена: начальник – подчиненный.