Убеждение

Вблизи он тоже производил впечатление хитроватого мужичка, но цепкие, умные, с живым блеском глаза его смотрели с той проницательностью, какая рождает у собеседника искреннюю симпатию и полное доверие.

Константин Дмитриевич назвал себя. Ему понравилось, как отнесся к этому Деркачев. Появление автора «Родного слова» для него было, конечно, радостной неожиданностью. И он оживился, обрадовался, однако без излишней суетливости, без всякой угодливости. Константин Дмитриевич пригласил Деркачева зайти на досуге в гостиницу.

За чашкой чая в номере гостиницы они и разговаривали весь вечер о деле, для каждого из них любимом… Рассказал Деркачев и про себя. Учился он в Харьковском университете на медика, недоучился — уволили за невзнос платы, пробыл два с половиной года в Московском университете на юридическом факультете, но и от туда уволили — за участие в студенческих волнениях; давал частные уроки, потом учительствовал в Херсонской гимназии. Только объяснился однажды чересчур резко с попечителем и остался без места. И вот здесь, в Симферополе, благодаря поддержке директора мужской гимназии создал опытный класс. Почему?

— Да захотелось всем показать, что можно учить детишек без битья, — ответил Илья Петрович. — В том же самом городе, в той самой гимназии, где когда-то учился сам и был бит жестоко. Нашел я здесь в живых еще тех людей, которые поступали с нами как палачи. И захотелось, чтобы поняли они — настало время либо уходить с этого поприща, либо становиться добрыми учителями. Конечно, я предвидел, что найду в них непримиримых врагов, и они очень мешают. Сколько нападок приходится выдерживать, насмешек, клеветы!

— Это везде так, где начинается новое, — сказал Константин Дмитриевич, вспомнив Корфа, да и свои мытарства в Смольном. И поинтересовался, принял ли Деркачев класс в таком виде, каким видят его сейчас посетители — с отличными, вполне гигиеническими столами, со всей богатой классной обстановкой, наглядными пособиями и даже этим двориком.

— Нет, что вы! — ответил Деркачев и объяснил, что все сделано собственными руками — помогает ему его младший брат Дмитрий, ну и, конечно, сами ученики. Поддерживают новое дело некоторые члены земской управы — с их помощью второй раз собираются на съезд народные учителя. Первый съезд был месяца два назад, а «тот две недели как открылся — съехались же на него учителя с Таврической губернии, чтобы слушать уроки и обсуждать их, внося свои предложения. Привлек съезд и образованную публику города — на открытии места не хватило для всех пришедших. А задача у съезда одна — возбудить в каждом учителе инициативу и желание делиться своими наблюдениями с коллегами.

— Да вы это завтра сами увидите, — закончил Деркачев. — Ждем вас к себе непременно.

И со следующего дня Константин Дмитриевич стал посещать занятия съезда почти ежедневно. Сначала он молча приглядывался, воздерживаясь от замечаний в классе, только на перерывах вступал с учителями в разговор и принимал в их спорах оживленное участие. Нередко он так увлекался, что начинал кашлять, прикрыв рот платком. Его берегли, просили не волноваться. Но он продолжал говорить.

— Я видел много съездов учителей за границей, — отвечал он. — И там действительно не волновался. А как же могу я не волноваться здесь, когда передо мной русские учителя и наши русские проблемы?

Ему хотелось передать им все те думы, которые волновали его самого при виде всеобщего невежества и застоя в России. «Эти горячие головы просто влюбили меня в их земские школы, — говорил он. — Вот поправлюсь здоровьем и посвящу земским или народным школам весь остаток своей жизни».

Он не желал терять ни одной минуты и сейчас. Деркачев вручил ему экземпляр книги Корфа «Русская начальная школа». Константин Дмитриевич принялся сразу ее читать и делать пометки. И в тот же день, 16 июня, написал Корфу из Симферополя: «Здесь я нашел Вашу книгу… прочел с большим интересом. Она, несомненно, принесет огромную пользу всем тем земствам, в которых есть порядочные люди, понимающие всю важность народной школы. Я сам нашел в ней много нового для себя, потому что Вы взглянули на дело глазами практика, не запутанного никакими предвзятыми теориями, что большей частью случается с людьми, пишущими по тому же предмету».

Организаторы съезда пригласили его в женскую гимназию, где в приготовительном классе занятия тоже шли по «Родному слову». Ушинский попал на экзамен и шесть часов подряд просидел в классе, задавая ученицам вопросы. «Это был прекрасный урок для всех преподавателей», — вспоминали свидетели того экзамена.

А Константин Дмитриевич, прощаясь, с улыбкой сказал:

— Я просто выздоровел у вас!