Убежище, или Повесть иных времен

Но сейчас не время было предаваться восторженным мечтаниям. Леди Са-

утгемптон вернула меня к заботам настоящей минуты, и мы поспешили

сообщить Трейси, какое имя, какие отношения и обстоятельства почли мы

необходимым в интересах осторожности себе приписать, а также осведомили его

об имени, характере и положении хозяина замка. Едва успел он освоиться с

этими важными сведениями, как вернулся лэрд Дорнока без предупреждения

и в гневе, скрыть которого не пытался. Вид английского офицера несколько

умерил его негодование. Трейси, действуя как мы условились, назвал леди

Саутгемптон своей сестрой и с многочисленными изъявлениями

благодарности за гостеприимный кров, который хозяин так долго предоставлял нам,

предложил весьма значительное вознаграждение, которое у него, к счастью,

было предусмотрительно заготовлено. Пока шотландец оставался в

нерешительности, не зная, что отвечать, осторожный Трейси обернулся к нам и

голосом, не допускающим возражений, заявил, что ему придется держать ответ

перед королевой при малейшем промедлении, и потому мы должны быстро

проститься с друзьями и поспешить с отъездом в Англию. Эта решительная

речь усилила замешательство и неудовольствие, ясно читавшиеся в лице

нашего хозяина; однако отъезд наш оказался столь непредвиденным для него,

что, не в силах найти достаточный повод, чтобы задержать нас, он молчаливо

согласился.

Сердце мое ликовало при нежданном освобождении, и я готова была

отплыть в тот же миг, не считаясь ни с ветром, ни с приливом, но, так как

моряки сочли это невозможным, отъезд был отложен до утра. То ли

разнообразные события этого дня ускорили час, назначенный природой, то ли леди Саут-

гемптон, вопреки своим представлениям, дождалась его — я не знаю, но около

полуночи у нее начались родовые муки и страдания ее были столь тяжелы,

что едва не стоили ей жизни. К концу следующего дня она разрешилась

мертвым младенцем, и в долгом промедлении, которое было неизбежно вызвано

случившимся, мне приходилось утешаться мыслью о том, что подруга моя по

судьбе не оказалась безвременно разлучена со мной. Горе ее было столь

велико, что я вынуждена была заглушить свое, дабы не отягчить ее состояния.

Судьба, позолоченная лучом надежды, хотя бы с отдаленного края

горизонта, никогда не бывает непереносима. Присутствие Трейси и мысль о

возвращении в тот мир, с которым он казался нашим единственным связующим

звеном, скрасили для нас немало долгих, томительных часов, и утешение это

было отнюдь не лишним, ибо с момента появления Трейси лэрд Дорнока

сделался еще более угрюмым и непроницаемым, чем прежде... Себялюбие было

сутью его натуры. Рано наделенный ограниченной, но непререкаемой

властью, которая чаще порождает и взращивает тиранию, чем более широкое

поле деятельности, он до сей поры ни в ком не встречал противодействия. Разве

редко слепая страсть калечила и благороднейшие натуры? Возможно, для

него не было ничего противоестественного в том, чтобы присвоить себе власть

удерживать в своих руках прелестную и любимую супругом женщину, на

которую он не вправе был притязать. Давно привычные для меня страх,

подозрительность, душевная тревога с готовностью возвратились в свое

пристанище — мое трепещущее сердце. Мне часто казалось, что я различаю

смертельную угрозу в мрачных чертах лица нашего хозяина, и, хотя Трейси спал

поблизости, в покое, соседствующем с нашим, мне трудно было поверить в то,

что его сон там не потревожен, и даже в то, что он еще жив и может

защитить нас. Все же я старалась гнать от себя эти мрачные фантазии, которым

слишком легко поддается живое воображение.

Лэрд Дорнока более не докучал нам и не пытался решать нашу участь;

при этом он не стал лишать нас общества своей сестры. Эта милая девушка,

никогда прежде не знавшая общества, в радостном упоении, свойственном

юности, наделяла каждого собственными своими добродетелями и

чарующими качествами. Плененная достоинствами Трейси, она перенесла страсть,

которую я так неосторожно внушила ей, на того, чье сердце способно было

отозваться на ее чувство, и новый ее выбор оказался счастливым. Трейси,

воспитанному и возмужавшему в походах, еще только предстояло познать

невыразимое очарование любви, и чувство это захватило его безраздельно. Со

сладостным, хотя и горестным, чувством наблюдала я за чистыми и невинными

обетами любви, что постоянно приводили мне на память дни, когда я,

подобно Фиби, завороженно взирала на многоцветную картину жизни, озаренной

ранними лучами надежды, не думая о цветах, которые опадут, о тяжелой ноч-

ной тьме, которая скроет их от глаз. Трейси, охваченный не меньшим

восторгом, чем его возлюбленная, более не торопился с отъездом в Англию и был,

казалось, поражен тем, что мы неспособны оценить всей прелести

существования в этом унылом изгнании.

Я, однако, вместе с леди Саутгемптон нетерпеливо ждала, когда ее

окрепшее здоровье позволит нам отправиться в путь. День этот наконец настал, и

мы радостно готовились к отъезду, когда лэрд Дорнока прислал нам для

прочтения приказ, которым король Шотландии уполномочивал его задержать