Убежище в горах

Отчаянно стараясь убедить ее, я совсем не задумывался о том, насколько растерянным я сейчас выгляжу, и что она услышит между строк в моих уговорах. Выражение ее лица изменилась, и она пристально смотрела на меня. Я знал этот взгляд, так смотрела моя мама на парней, которых я представлял ей. Она смотрела на меня с надеждой, что я именно тот, кто сможет защитить ее сына. Я не хотел открыто говорить ей о своих чувствах, но мысль о том, что она готова довериться мне больше, чем полиции, придавала мне уверенности. Если бы она обратилась к властям, то Хаксли сразу бы обвинил в этом меня, а я не мог этого допустить ни в коем случае.

Аннет глубоко вздохнула и протянула свою руку через стол в мою сторону, чтобы дотронутся до моей руки.

— Я действительно не уверена, что ты осознаешь, на что именно ты подписываешься. Дружить с Хаксли — это равносильно тому, что ты сидишь на пороховой бочке. Он способен перевернуть любые твои слова и действия с ног на голову, чтобы убедить себя, что единственная твоя цель — причинить ему боль. Он будет кидать в твою сторону обвинения, подозревать тебя во всем на свете, спорить с тобой по любому поводу, не доверять тебе, и, возможно, он даже причинит тебе боль, если рассмотрит в твоих действиях слишком сильную угрозу. Хаксли не умеет радоваться жизни, как другие люди. Его разуму необходимо наличие врагов и угроз, поэтому он сам их себе выдумывает. Все его подозрения, подобны небольшим пророчествам, которые он сам себе сулит. Самое ужасное, что мой сын не может контролировать это, потому что он не осознает, что с ним что-то не так.

В воздухе повисла затяжная пауза, пока я укладывал в голове все то, с чем я столкнулся.

— Вы говорите так, будто с этим невозможно бороться. Как же Натаниэлю удалось преодолеть эти преграды и стать для Хаксли партнером?

— Натаниэль был исключительным случаем. Они росли бок о бок, и он всегда поддерживал Хаксли, какие бы трудности у него не возникали. Между ними был очень высокий уровень доверия еще до того, как мой сын начал страдать параноидальными расстройствами. Но, несмотря на это, Натаниэлю все равно приходилось очень нелегко. Не нужно обманывать себя. Он взвалил на свои плечи почти непосильную ношу. Но ему удалось уговорить Хаксли прибегнуть к терапии, и это помогло моему сыну жить более-менее нормальной жизнью. Безумно сложно завоевать доверие человека, который страдает от такого рода психических расстройств. Если ты убедишь Хаксли вернуться к лечению, то тогда возможно у тебя получится.

Я прекрасно осознавал, что говорить об этом гораздо легче, чем провернуть в реальности.

— Он доверял своему психотерапевту? — поинтересовался я.

Она поджала губы и задумалась.

— Если только отчасти, и то только потому, что ему доверял Натаниэль.

— Миссис Демпси, ваш сын убежден в том, что я появился в тех краях, чтобы арестовать его или что-то в этом роде. Вчера, по дороге в наш город, меня осенило воспоминание о том, как судебный медэксперт говорил о том, что есть вероятность, что Хаксли сбежал, потому что убедил себя, что виновным в убийстве считают его. Как думаете, есть смысл в этих словах?

— Безусловно, есть. На самом деле, я практически уверена, что он скрывается именно по этой причине. Если он что-то вбил себе в голову, то долгое время не разубедится в своей правоте. Во время терапии доктор Коллиер постоянно напоминал ему о том, что необходимо придерживаться реальных фактов, а не своих предположений. Но я подозреваю, что он забыл о большинстве установок, что давал ему психотерапевт.

Я выпрямился на стуле, пытаясь сообразить, как именно я бы смог использовать эту информацию.

— А что если я покажу вашему сыну, чем закончилось судебное разбирательство, и что виновник уже давно сидит в тюрьме? Ведь если он узнает, что дело уже закрыто, а он вне всяких подозрений, то ему будет проще довериться мне и прислушаться к моим советам.

— О, милый, — ее сочувственная улыбка вновь появилась на ее лице, и она похлопала меня по плечу, — если бы все было так просто. Понимаешь, если пытаться опровергнуть убеждение Хаксли, то он попросту совсем потеряет к тебе доверие. Ты никогда не должен оспаривать то, что для него истина. Если ты совершишь такую ошибку, то навсегда оттолкнешь его от себя. Я не прошу тебя во всем потакать ему, но он нуждается в сопереживании, а не в опровержении. Видишь ли, Хаксли комфортнее чувствует себя с теми, кто не осуждает его. Я имею в виду, что ты не должен еще больше подпитывать его заблуждения, но ты должен чутко наблюдать, как правда, которую ты пытаешься до него донести, действует на него. Ему не нужно сочувствие, ему необходимо понимание. Ты понимаешь, о чем я?

Я утвердительно кивнул, чувствуя, как груз ответственности и тяжесть полученной информации обрушились на мои плечи. Я не хотел отступать и говорить ей, что лучше передать решение этой проблемы властям, но я уже не был уверен, что в состоянии справиться с этим самостоятельно.