Убийства на фоне глянца

– Хорошо, значит, теперь нет никаких сомнений в том, что оба наши дела связаны между собой. Осталось только обнаружить главное – связующее звено. Может, Вальдес попытался при помощи Росарио шантажировать министра? Тот и расправился с обоими, а чуть позже – еще и с нашим информатором…

– Надо доложить обо всем этом комиссару Коронасу. Ты сама ему позвонишь или на меня понадеешься?

– Лучше позвони ты, Молинер. Интересно, как он поведет себя в такой ситуации? Вполне ведь способен забрать дело Вальдеса у нас с Гарсоном.

– С чего бы это?

– Ну, ты ведь самый авторитетный инспектор в нашем комиссариате. Кроме того, когда женщина расследует преступление, которое затрагивает людей такого уровня…

Он с удивлением посмотрел на меня:

– Шутишь?

– Нет, говорю на полном серьезе.

– Неужели ты не знаешь, какие у нас в комиссариате ходят разговоры? То, что Коронас явно выделяет тебя, – общее мнение. Факт остается фактом: в последнее время он поручал тебе самые громкие дела. Только и слышишь: Петра Деликадо знает, как и с кем себя вести, она умная, у нее есть чутье, а посмотрите, как ловко она обходится с подозреваемыми, на нее всегда можно положиться… Коронас вечно ставит тебя всем нам в пример.

– Видать, чтобы скрыть свое истинное отношение.

– Петра, ты ошибаешься, уж поверь мне.

– Может, и ошибаюсь, но как только стало известно, что Росарио Кампос была связана с влиятельными людьми, дело передали тебе.

– Потому что у меня тут есть определенный опыт, и вряд ли в решении Коронаса сыграла роль моя принадлежность к мужскому полу.

Гарсон, занимаясь своим десертом, вполуха прислушивался к нашей пикировке, но тут он оторвал взгляд от тарелки и произнес:

– Даже не пытайтесь, инспектор Молинер, вам ее ни в жизнь не переубедить.

Затем на лице его застыло смирение мученика, готового и дальше покорно нести свой крест, и они обменялись красноречивыми взглядами, в которых читалась мужская солидарность.

– Женщины… – начал было Молинер, но я решительно перебила его:

– Женщины – это не какая-то особая раса, не отдельный социальный слой и не проклятый Богом род, дорогой Молинер. Просто с нами всегда очень плохо обходились, можно сказать, выливали на нас ведра помоев. Это, пожалуй, и породило некие наши пороки, однако чаще всего они объясняются реальной ситуацией.

– Но ты, по крайней мере, не станешь отрицать, что у вас, женщин, есть одно общее свойство?

– Какое же?

– Вы совершенно непредсказуемы.

Гарсон загоготал. Он был страшно доволен, что кто-то перехватил у него эстафету в этом вечном споре. Молинер же, улыбнувшись, со значением добавил:

– Петра, Петра, крепкая как камень[26].

– Философский. Знаешь, что такое философский камень?

– Нет, должен признаться, не знаю.

Гарсон опять рассмеялся, теперь, казалось, уже без всякого повода:

– Видите? Вот она вас и уела, инспектор. Так оно всегда и бывает: в самый неожиданный момент – бац, загнет что-нибудь такое очень культурное, и вы в полном дерьме.

Его вроде бы даже обрадовала моя гипотетическая победа в этой совершенно нелепой диалектической перепалке. Я слегка похлопала Молинера по плечу в знак того, что это надо воспринимать как чистую игру:

– А не думаете ли вы, что хватит уже попусту болтать и пора отправляться на покой?

На самом деле Молинер был неплохим парнем, во всяком случае, сейчас он без малейшего намека на обиду ответил:

– Вот единственная здравая мысль, высказанная за весь сегодняшний вечер.

До нашей гостиницы было рукой подать, так что долго идти нам не пришлось.

Как только мы переступили порог, я ее увидела. Она сидела в кресле и с самым невинным видом читала журнал. Неужели глаза меня не обманывают?

– Аманда! – Я не смогла скрыть своего изумления.

Молинер буквально остолбенел. Было очевидно, что он тоже никак не ожидал увидеть ее здесь. И с трудом выдавил из себя какое-то скомканное приветствие. Единственный, кто не растерялся, был Гарсон. Он подошел к Аманде и протянул руку.

– Вы решили присоединиться к нашей компании? – спросил он вежливо.

– Сестра сказала, в какой гостинице вы остановились, так что и я сняла здесь номер. Захотелось провести несколько дней в Мадриде.

– Но… мы тут работаем, – только и смогла выдавить из себя я.

– Это мне, разумеется, известно, и я не собираюсь вам мешать. У меня тоже есть кое-какие дела.

Молинер, словно превратившись в соляной столп, застыл рядом со мной и по-прежнему молчал. У Аманды, до того глядевшей на меня с дерзким вызовом, взгляд вдруг чудесным образом потеплел, когда она заговорила с Молинером:

– Как дела? Может, если у тебя есть время, пойдем чего-нибудь выпьем?

Мой коллега пребывал в нерешительности, не зная, как себя повести. Он посмотрел на меня, словно спрашивая позволения, и при этом доверчиво улыбнулся. Я подумала, что пора как-то выходить из этой дикой ситуации. Взяла Гарсона под руку и сказала:

– Все, мы с младшим инспектором отправляемся спать, день был очень тяжелый. Аманда, если будет желание, позвони мне завтра, и мы вместе пообедаем – вдруг я сумею выкроить часок.

– Там будет видно. А пока можешь обо мне не беспокоиться.