Убийства на фоне глянца

– В гостиной, с детьми.

– Ее уже допрашивали?

– Нет, ждали меня. Надо прямо сейчас побеседовать с ней, но я понятия не имею, что ей сказать и как это объяснить, пока мы не получили все данные. Ты можешь пойти со мной, Петра? Лучше будет, если мы поговорим с ней вдвоем.

Мы вошли в большую и скромно обставленную гостиную. Сцена, которую я там увидела, потрясла меня. В той части комнаты, где углом стояли диван и кресло, застыла группа самых близких министру людей. Вид у них был такой, словно они приготовились позировать для семейного портрета. При нашем появлении никто даже не шевельнулся. В центре группы выделялась женщина лет пятидесяти с небольшим. Супругу министра окружали шестеро ее детей разных возрастов. Они не плакали, лица их были бесстрастны, только очень серьезны. Неподвижность и принятые ими позы как раз и производили весьма странное впечатление – как будто они готовились быть запечатленными для вечности.

– Всем доброе утро, – вежливо произнес мой коллега. – Мы инспекторы полиции из Барселоны – Деликадо и Молинер и прежде всего хотим выразить вам наши соболезнования.

– Спасибо, – отозвалась женщина холодно, а потом добавила отчетливо и жестко: – Это мои дети, нет только старшего, он уже женат и живет отдельно, и его, видимо, еще не успели известить о случившемся. Если у вас нет к ним вопросов, я не хотела бы, чтобы они присутствовали при нашей беседе.

Молинер кивнул, и все эти светловолосые ребята с заметными чертами семейного сходства вышли из гостиной в строгом порядке, по-прежнему не давая воли тем чувствам, которые они, вне всякого сомнения, должны были испытывать после известия о трагической смерти отца. Когда за последним закрылась дверь, их мать сухо спросила:

– Могу я поинтересоваться, что, собственно, делаете здесь вы, если относитесь к барселонскому комиссариату?

Молинер глянул на меня, и я ответила:

– Понимаете, сеньора, вполне возможно, что это дело каким-то образом связано с преступлением, совершенным в Барселоне, которым как раз мы и занимаемся.

– Я не понимаю, о каком деле вы говорите.

– Ваш супруг…

– Мой супруг погиб в результате несчастного случая, он чистил свое ружье.

– Судя по всему, он покончил с собой, – вставил Молинер.

Лицо женщины стало пунцовым.

– Не смейте говорить это в моем доме, не смейте! Да и за его порогом тоже! Слышите? У нас религиозная семья, мы люди строгих правил, такими останемся и впредь.

Я поспешила вмешаться, видя, что Молинер едва сдерживается:

– Мы все поняли, сеньора. Для тех, кто будет проявлять интерес к случившемуся, ваш супруг не покончил с собой.

Она снова обрела свою обычную бесстрастность.

– Ваш супруг оставил вам письмо, мы могли бы узнать, о чем в нем говорится?

– Нет.

– Возможно, вам придется показать его полиции.

– Только по распоряжению судьи.

– Сеньора… – сказал Молинер. – Вы знали, что у вашего супруга в Барселоне имелась молодая любовница и что ее убили всего несколько дней назад?

– Я не стану отвечать ни на какие ваши вопросы, и особенно если они носят оскорбительный характер.

Тут в комнату без стука вошел мужчина лет тридцати пяти, такой же светловолосый и невзрачный, как и остальные представители этого семейства. Он кинулся к матери:

– Ничего им не говори, мама. Адвокат уже выехал. Полиция не имеет никакого права допрашивать тебя.

Я бросила на него самый презрительный из имевшихся в моем арсенале взглядов и постаралась сделать так, чтобы голос мой прозвучал предельно цинично:

– Вы можете быть абсолютно спокойны. Вашей матери прекрасно известны ее права. Во всяком случае, мы уже уяснили для себя, что ваш отец не покончил с собой и что у него не было в Барселоне любовницы, которую убили несколько дней назад.

Молинер тронул меня за руку, и мы с ним вышли из гостиной, не попрощавшись.

– Им важно только одно: чтобы все выглядело пристойно, – бросил он мне, направляясь к выходу.

– Они защищают то, что у них осталось.

Гарсон ждал нас в гостинице, переваривая сногсшибательную новость. Он обо всем уже знал, но надеялся получить от нас исчерпывающие объяснения, однако мы дать их не могли.

– Надо полагать, это ставит точку во всей истории.

– Мне кажется, в письме будет содержаться полное признание, он, скорее всего, сообщит в нем, что по его заказу были совершены два убийства, – ответил Молинер.

К сожалению, я отнюдь не разделяла его уверенности. Разве станет кончать с собой человек, у которого хватило выдержки и хладнокровия нанять профессионального киллера и заказать убийство любовницы? Не логичнее ли была бы для него попытка скрыться? Возможно, я не сильна в прикладной психологии, возможно, использование киллера – это смягченная форма убийства, при которой человек не до конца чувствует себя за него ответственным, словно на самом-то деле преступление совершил вовсе и не он, а кто-то совсем другой. Скоро мы это узнаем. Судья назначил нам встречу в четыре часа дня в суде номер десять.