Орловы торопятся. Живой Петр Федорович — препятствие честолюбивым замыслам братьев. Уже 30 июня по Петербургу разносятся слухи, что Петр Федорович нездоров. А он чувствует себя отнюдь неплохо и просит привезти любимую кровать из Ораниенбаума. В тот же день, 30 июня, ораниенбаумская кровать появилась в Ропше. Получает он (также по его просьбе) скрипку, собаку и камердинера. Петра держат в тесной комнате, не разрешают выйти даже на террасу или в другое помещение. Над ним издеваются. Шестого июля утром вышедший в сад «подышать чистым воздухом» камердинер Петра внезапно схвачен солдатами, посажен в уже приготовленный экипаж и увезен. Петр остается один на один с тюремщиками…
Вечером из Ропши прискакал гонец с письмом Екатерины от Алексея Орлова. Пьяной рукой Орлов написал:
«Но, государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князь Федором; не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принес и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить». На ужине, кончившемся умышленным (и уж меньше всего случайным) убийством Петра, кроме Алексея Орлова и Федора Барятинского, присутствовали и другие, те, которые «все до единого виноваты»: будущий камергер Григорий Теплов, лейб-медик Карл Крузе, сержант гвардии Николай Энгельгардт, конногвардейский капрал Григорий Потемкин, отец русского театра Федор Волков и еще несколько человек. Кто из них задушил Петра, в точности неизвестно, но убивали все.
На следующий день «скорбный» манифест Екатерины II сообщил, что «бывший император Петр Третий обыкновенным прежде часто случавшимся ему припадком гемороидическим впал в прежестокую колику» и скончался. В ночь с 7 на 8 июля тело Петра было перевезено в Александро-Невскую лавру. Гроб, обитый красным бархатом, с наброшенным на него парчовым покровом, вокруг которого не поместили ни орденов, ни других знаков отличия, был поставлен на катафалк. Как сообщали очевидцы, лицо одетого в форму голштейнских драгун императора «черно, чернее, чем у апоплектика. На шее широкий шарф, но офицеры не дают времени всмотреться, приглашая проходить, проходить…»
Народ, толпившийся вокруг церкви, долго не расходился, словно ожидая чего-то. Уже ходили, как отмечали полицейские донесения, по городу «неосновательные толки и пустые враки».
Ни новая императрица, ни придворные, ни простой люд — словом, никто из расходившихся после погребения и представить себе не мог, что эти толки и враки спустя годы вдруг обретут реальность в плутоватом, бородатом и трусоватом лицедее, который в странном и необъяснимом порыве примет имя погребенного в июльский день 1762 года человека и даст свое настоящее имя пронесшемуся по России жуткому и кровавому смерчу — пугачевскому бунту.
Владимир Тюрин
Бедный Павел
Собрались у преображенца Талызина, ужинали. У генерала Талызина, командира гвардейского Преображенского полка, что квартировал в пристройке Зимнего дворца. Хозяин отсутствовал, но вино лилось рекой. Больше всего было обер-офицеров, молодых людей от прапорщика до капитана, появилось и несколько штаб-офицеров, солидных полковников гвардии. Как обычно, разговоры, анекдоты и… насмешки в адрес государя. Заурядная офицерская попойка в промозглом Петербурге вечером одиннадцатого марта 1801 года. Правда, странно, что гости, не бог весть какая знать, собрались по личному приглашению наследника российского престола Александра Павловича и генерал-губернатора столицы Петра Алексеевича Палена…
Время близится к полуночи, ужин — к концу. И вот появляются генералы — граф Пален, барон Беннигсен и братья Зубовы. Принесли еще шампанского. Пален и Беннигсен не пили, но молодым людям подливали щедро. Шум, напряженное возбуждение. Наконец Пален просит шампанского и поднимает тост за здоровье его императорского величества Александра. Александра? Позвольте, ведь Александр — наследник. Это ошибка. Нет, не ошибка. Платон Зубов, фаворит Екатерины, громогласно заявляет, что такова была еще воля покойной императрицы, а Пален говорит, что наследник согласен. Сомнений у разгоряченных вином людей нет. Но как быть с нынешним царем? Что если он станет сопротивляться? Там видно будет. И глава заговорщиков, граф Пален, произносит (разумеется, по-французски) свою вошедшую во все мемуары фразу: «Не разбив яиц, не приготовишь омлета».
Пален делит нетрезвых офицеров на две партии: одна пойдет с ним, другая — с Платоном Зубовым и Беннигсеном. Пойдут разными путями. Но место встречи одно и цель одна. Место — Михайловский замок, цель — убийство императора Павла I.
Павел Петрович родился 20 сентября 1754 года. Ему было восемь лет, когда по воле матери Екатерины был убит его отец, Петр III. И сорок два года, когда он, дважды женатый, отец многочисленного семейства, затаившийся в своей крепости Гатчина, нервный, экзальтированный, униженный своей матерью и всю жизнь ее страшившийся, взошел на долгожданный и столь желанный престол.