Убийства в поместье Лонгер. Когда я в последний раз умирала

Свободная любовь и сопровождающие ее последствия также занимали внимание наших членов, пока мы не допустили женщин, на основе равенства полов, к полному членству в обществе. Это вызвало значительные изменения в матримониальных и брачных отношениях. Мужья и жены, действуя на основании разумной концепции, что X иногда равняется 0, возвращались на пути семейственности и добродетели, пока в 1928 году число обратившихся за копченым свиным боком в Данмоу[17] не превысило все предыдущие показатели почти на двести процентов. Это большая награда личному влиянию наших членов, равно мужчин и женщин.

Порой у нас возникали “случайные” ситуации — убийства и тому подобное. В эту категорию я включаю театр Грандат, когда задремавший в партере зритель был атакован автором пьесы с невероятной яростью и убит ударом по голове, который нанесли латунным пюпитром; убийца выхватил его из оркестровой ямы. В этой связи интересно отметить, что ведущая музыкально-комедийная актриса, игравшая в Париже, была оправдана галантным, но откровенно несправедливым французским жюри за удушение автора пьесы, когда он попробовал исправить ее произношение слова “детали”. Французы неким логичным образом заключили, что это был crime passionelle[18], а поскольку они славятся восхищением перед темпераментной реакцией высокого напряжения, то отказались рассматривать дело дальше. Случай, который заставил нас ощущать гордость за деятельность общества, а также уверенность в том, что его доктрины распространяются с достойным внимания успехом, — линчевание негодующими членами лондонской аудитории двоих опоздавших в первом ряду театрального балкона.

Придирчивые тетушки и ядовитые дядюшки тоже получали долю внимания от полных энтузиазма членов общества; дело дошло до брата двенадцати лет и любимой собачки богатой тети. Кондуктор трамвая убил пассажира, который предложил флорин, когда от него требовалось пенни. Билетный компостер, обнаруженный с помощью рентгена, был найден глубоко внутри черепа жертвы. Но необходимо упомянуть и о ситуации, когда пассажир вспыхнул гневом, получив потертые монеты в качестве сдачи, и убил кондуктора, задушив того собственными шерстяными рукавицами. Это произошло в Глазго, и осторожный вердикт “Не доказано” стал результатом. Член общества был публично восславлен.

Но из всех случаев убийства, с какими мы как общество были связаны, оказался тот, что породил наибольший объем восхищения, одобрения и симпатии от наших членов — я получил более трехсот писем с поздравлениями по поводу, и все вместе со значимыми пожертвованиями на адвокатов, — а именно отпускник, который увидел крупного румяного мужчину (в ярко-голубом двубортном пиджаке с медными пуговицами, новых брюках сизого цвета, белом шерстяном свитере с низким воротом и яркой твидовой шапке), стоявшего на вершине Бичи-Хэд и любовавшегося видом на Английский канал. Член общества, поддавшись, я полагаю, самому мощному примитивному импульсу, подкрался и столкнул мужчину в пропасть. Тело подобрали с корабля. Разговоры об убийстве и привели меня к тому, что я начал писать эти мемуары».

Инспектор Блоксхэм усмехнулся.

— Некоторое время понадобилось ему, чтобы перейти к делу, — произнес он. — Приятель пишет по-английски лучше, чем говорит.

— В определенном смысле да, — кивнула миссис Брэдли. — Но помимо этого интересно остановиться, сделать паузу именно тут и отметить тот отпечаток человеческого характера, который можно извлечь из этих страниц.

— У него явно нет уважения к человеческой жизни. — Блоксхэм кивнул, выбил трубку и принялся заново набивать ее. — За исключением этого, хотя…

— А вы согласны, что написавший это склонен к преступным деяниям? — спросила миссис Брэдли, улыбаясь, как обычно, ужасно, без веселья и без жалости.

— Этот тип несомненный преступник! — воскликнул инспектор. — Абсолютно уверен! Идея убийства вроде даже забавляет его!

— Ну, в каком-то смысле это забава, — сказала она, после чего вернулась к рукописи. — Стиль изложения меняется в этом месте, — добавила она. — Убийца начинает описывать собственные деяния, которыми он непомерно гордится.

И она продолжила читать:

«Мой собственный шанс доказать, что я достоин места основателя, президента и секретаря этого великого общества, наступил в пятницу, восемнадцатого апреля нынешнего года».

— Ага, вот и оно! — сказал Блоксхэм.

Миссис Брэдли кивнула.

«Я наслаждался тихими вечерними часами так, как мне хотелось, не делая дурного никому, совершенствуя радостные впечатления дня и мой собственный разум, когда мой покой был нарушен громким, пьяным, хриплым мужским голосом внизу, некультурным, злобным и просто чадящим пивом и гневом, выкрикивающим имя Паддикет. Заинтересованный, поскольку по приказу старой леди, владелицы этого поместья, я трудился и потел каждый день, выполняя дурацкие поручения…»

— Да, не особенно он был доволен своей работой, — заметил инспектор. — Хотелось бы знать, не добрался бы он до старой леди, если бы у него появился шанс.