Убийства в поместье Лонгер. Когда я в последний раз умирала

Мгновенная мысль, что сейчас Энтони мчится по ступенькам вниз к калитке водяного парка, сопровождаемая осознанием, что он может обнаружить меня, побудила к действию. Я схватил рукоятки кресла заново и рванул по беговой дорожке. Именно в этот неудачный момент вышла луна и явила меня миру».

— Полагаю, Клайву Браун-Дженкинсу более интересным показалось наблюдать за проделками Энтони, так что он пропустил представление Коста, устроенное у калитки водяного парка, — сказал Блоксхэм. — Но этот парень был по-настоящему проворным, ведь Браун-Дженкинс был не так далеко от калитки, когда услышал, как покатилось кресло.

— Вы обманываете себя! — радостно заявила миссис Брэдли. — Неужели вы действительно думаете, что подобное признание мог написать Кост?

— Мог… Кост… написать? — запинаясь, произнес инспектор. — Выражение его лица изменилось. — Так… что же это? Или вы шутите надо мной? Он «видел», как Энтони бросил камень! «Слышал», как кресло проехало мимо!

Ошеломленный, он вытащил свой блокнот и принялся заново читать заметки допроса Клайва Браун-Дженкинса.

Глава 20. История второго римского гладиатора

— Могу я продолжить? — спросила миссис Брэдли, когда Блоксхэм закрыл блокнот и сунул обратно в карман.

Инспектор заколебался.

— У меня есть его домашний адрес, конечно, — наконец сказал он. — Мы можем взять его в любую минуту. Рассказал он что-нибудь по поводу того, как труп поместили в пруд?

Миссис Брэдли перелистнула несколько страниц, всматриваясь в текст зоркими черными глазами.

— Да. Он описывает все очень подробно, — ответила она. — Метод точно такой, как я предполагала.

— Есть там имя сообщника? Ведь если Кост не убийца, то, полагаю, Кэддик вовсе не помощница?

Миссис Брэдли вернулась к тому параграфу, на котором остановилась, и произнесла:

— Я прочитаю все.

Инспектор кивнул и откинулся в кресле.

«Наконец я достиг той калитки, через которую нужно пройти, чтобы попасть со спортивной площадки к спортзалу. Эту калитку всегда оставляли открытой, поскольку она позволяла срезать путь от домиков к особняку. Пока бежал по дорожке, я придумал, что оставлю кресло в тени стены у спортзала, чтобы луна не показала его моим преследователям. Преследователей, однако, не было вовсе. Опустившись на сиденье у стены, я прислушался. Я ощущал себя животным, которое не знает, куда броситься, чтобы убежать от охотников. Исчезло хвастливое самодовольство. Я бы отдал годы жизни, чтобы тот пьяный местный житель, чьего имени я даже не знал, остался бы жив, оскорбительно многоречив и все так же выл у меня под окном. Факт, что его тело все еще находится там, под брезентом, чтобы смущать мои часы бодрствования и пугать во снах, нервировал меня до крайности. Мне немедленно требовалось, я чувствовал, убрать труп оттуда, где я его… где он лежал. Но долгое время я даже не рисковал обдумать идею о возвращении в парк. Более того, меня смущало то, что я не мог сообразить, куда спрятать тело… Были высокие ящики для снаряжения в спортзале, я помнил…

Встав на четвереньки, я пополз вокруг здания, пока не оказался у дверей. Поднявшись, я попробовал ручку. Дверь открылась.

Внутри царила тьма. Я вытащил фонарик… мы все носили их, чтобы находить дорогу к домикам после ужина…»

— Да, это не может быть Кост, — согласился инспектор. — Он не ужинал в доме?

— Нет, — ответила миссис Брэдли. — Ужин ему сервировали на подносе, и одна из двух служанок относила еду к нему в домик. Они менялись через день, и сопровождал их Джозеф Херринг, который нес большой фонарь, чтобы этот акт милосердия был возможен.

Блоксхэм сел прямо и удивленно посмотрел на нее.

— Вы уже начали говорить так, как он пишет, — заметил он со смешком.

— Да. Я хорошо информирована относительно всех материй, которые проявились позднее, чтобы не упустить вещей, имеющих возможное касательство к делу, — сообщила миссис Брэдли, смеясь, точно призрак. — Однако… — Она вернулась к рукописи.

«…так что я включил его. Я исследовал каждое укромное место, желая убедиться, что тут никого, и наконец, удовлетворенный, вернулся туда, где оставил кресло. Однако мне казалось, что будет легче совершить рекогносцировку без него. В общем, я оставил его и бесшумно пробежал через калитку и дальше на газон. Достигнув ограды парка, я сбавил скорость. В желудке у меня было холодно, а горло пересохло. Колени стучали друг о друга. Облизав губы, готовый умереть от тревоги, я приблизился к калитке. Она была все так же не заперта. Мои нервы предали меня. Я развернулся и побежал обратно к спортзалу так, словно дьяволы гнались за мной. Я видел труп однажды. Понимал, что меня стошнит, если увижу его вновь.

Я вошел в спортзал, вытащил прыжковые маты и улегся на них. Что буду делать, когда настанет утро, я не знал. Я не хотел об этом думать. Надеялся, что умру в темноте. Однако я не умер, и грубая ткань матов колола меня даже сквозь одежду. Я соскользнул с них и улегся на дощатом полу. Но тут был сильный сквозняк.