Убийство Кирова: Новое расследование

В начале этой главы Эгге рассказывает сплетни, а потом замечает, что они несущественны. Например, Эгге сообщает — что, по словам Медведева, на Ленинградском железнодорожном вокзале Сталин нанес оплеуху главе ленинградского НКВД Медведю, лишь для того чтобы потом заметить, что телохранитель Сталина Власик позже отрицал, что Медведь вообще присутствовал там. Эгге рассказывает еще один слух — что Ягода приказал всем в Смольном стоять по стойке смирно лицом к стене, когда вошел Сталин — но приводит в качестве первоисточников лишь сенсационную литературную халтуру Бастрыкина и Громцевой. «Доказательствами» Бастрыкина и Громцевой по поводу этого заявления являются лишь беседы с Тамми и Росляковым, которые рассказали это и другие подробности. Однако Эгге даже не сообщает нам этот факт. Это пример серьезных недочетов Эгге. Иногда он дает оценку своим источникам, а иногда не затрудняет себя этим.

Эгге тратит несколько страниц на пересказывание слухов — от Эми Найт, Александра Орлова, опять от Медведева, снова от Бастрыкина и Громцевой и от Никиты Хрущева — прежде чем признать, что слухи — это не история:

Но некоторые историки продолжают верить этим слухам; некоторые из них даже считают их почти подтвержденными фактами.

Немного дальше Эгге цитирует Рослякова касательно того, что произошло во время допроса Николаева Сталиным — а потом замечает, что Росляков был лишь в том же здании в то же время, но не присутствовал на разговоре! Так что — еще один слух.

Эгге неверно приводит высказывание Молотова Феликсу Чуеву о том, что зиновьевцы «использовали» Николаева. А потом Эгге заявляет, что Молотов противоречил себе самому.

Согласно Молотову, Николаев заявил, что данное убийство было идеологически мотивированным, т. к. он является сторонником Зиновьева. Тем не менее этот рассказ Молотова о Николаеве не вполне соответствует другим свидетельствам Молотова. Он тоже сказал, что Николаев, вероятно, не был ни правоверным зиновьевцем, ни правоверным троцкистом, но использовали его именно зиновьевцы (Эгге гл. 8).

Далее в примечании Эгге заявляет:

Во время бесед с Чуевым Молотов сказал, что Николаев действовал в одиночку.

А вот, что действительно сказал Молотов, по рассказу Чуева:

В тот же вечер мы поехали в Ленинград — Сталин, Ворошилов и я. Говорили с убийцей Кирова Николаевым.

Замухрышистого вида, исключен из партии. Сказал, что убил сознательно, на идеологической основе. Зиновьевец. Думаю, что женщины там ни при чем. Сталин в Смольном допрашивал Николаева.

— Что из себя представлял Николаев?

— Обыкновенный человек. Служащий. Невысокий. Тощенький… Я думаю, он чем-то был, видимо, обозлен, исключен из партии, обиженный такой. И его использовали зиновьевцы. Вероятно, не настоящий зиновьевец и не настоящий троцкист.

— Осужден был не один Николаев, а целый список, — говорю я.

Дело в том, что не за покушение они были осуждены, а за то, что участвовали в зиновьевской организации. А прямого документа, насколько я помню, что это было по решению зиновьевской группы, не было. Поэтому он как бы отдельно выступал, но по своему прошлому он был зиновьевец[138].

Таким образом, мнение Молотова, по сути, ясно: он считал, что Николаев действовал «как бы отдельно». Иными словами, Молотов подтвердил версию советской власти 30-х годов.