Убийство Кирова: Новое расследование

Затем Эгге рассказывает о том, как Николаев объявил голодовку, дважды пытался покончить с собой и заявил, что его «мучают». Эгге не сообщает читателям, что все эти подробности исходят от Юрия Седова и что в подтверждение их правдивости так и не было представлено никаких «конкретных доказательств» (воспользуемся словами самого Эгге).

На следующей странице мы подходим к главной лжи в книге Эгге. Он пишет:

Протоколы допроса Николаева отражают два возможных сценария следователей. Результат первого — это первоначальные уверения Николаева в том, что он один осуществил убийство, что может указывать на его намерение скрыть вину других лиц, замешанных в преступлении. После того как ему создали хорошие условия содержания в тюрьме и пообещали сохранить жизнь, что не принесло желаемого результата, к нему применили жесткое давление (возможно, даже пытки), в результате чего он был сломлен и признал существование заговора с участием «Ленинградского центра». Эта интерпретация соответствует сталинской версии убийства. В противном случае следует допустить, что, отрицая наличие сообщников, Николаев говорил правду. Однако постепенно, под влиянием обещаний и угроз, он признал участие в заговоре бывших зиновьевцев, что соответствовало желанию московских следователей (после того как они взяли следствие в свои руки). Исходя из того, что мы знаем сегодня, нет никаких сомнений, что вторая интерпретация соответствует истине. Очевидно, что причиной голодовки Николаева и попытки самоубийства были муки совести, которые он испытывал, оговаривая невиновных людей (там же).

Наконец-то Эгге признает, что у него нет абсолютно никаких доказательств того, что признания Николаева были ложными. Такие выражения, как «нет никаких сомнений» и «очевидно», заменяют Эгге доказательства, ибо таковых у него нет. Эгге приходится зайти еще дальше. Он также вынужден «допустить», что «очевидно» то, что, как мы увидим позднее, признания всех остальных обвиняемых тоже фальшивы.

Это самое явное признание, какое мы только могли бы пожелать, того, что у Эгге нет абсолютно никаких доказательств в подтверждение его гипотезы, что Николаев был «убийцей-одиночкой», а все остальные подсудимые были невиновны, «ложно обвинены». Если Эгге собирается «допускать», отметая все доказательства, которые у нас есть, зачем вообще рассматривать доказательства? В сущности, зачем вообще писать книгу, если ты собираешься игнорировать все доказательства?

Эгге попросту лжет о латвийском консуле Бисениексе — либо, возможно, он просто не исследовал этот вопрос:

Латвийский консул Георг Бисениекс отрицал какие-либо связи с Николаевым и Котолыновым; проверка архивов Министерства иностранных дел Латвии также ничего не выявила… Похоже, на Николаева оказывалось сильное давление с тем, чтобы он признавался в том, чего от него требовали следователи; все это выглядит полной фальсификацией (Эгге гл. 8).

Лено, который тоже хотел бы отмести любые обвинения против Г. Бисениекса, признает, что латвийское консульство было источником антисоветской пропаганды, что Николаев оказался прав в отношении внутренней планировки консульства Латвии и безошибочно выбрал Бисениекса из предъявленных для опознания фотографий (Л 299–300). Эгге заявляет:

…нет никаких свидетельств таких «связей», и это «консульское дело» представляется маловероятным.