Убийство на Аппиевой дороге (ЛП)

Римский закон запрещает адвокатам брать плату за свои услуги – считается, что защита должна быть бесплатной. Тем не менее, успешные адвокаты в Риме, как правило, богатые люди. Просто вознаграждение они получают не деньгами, а ценными подарками или возможностью выгодно поместить деньги. Цицерон был одним из лучших адвокатов и знал, как добиться расположения «лучших людей», так что красивых, ценных, редких вещей в его доме хватало. Оставалось лишь гадать, какие сокровища были разграблены или погибли в огне, когда сторонники Клодия сожгли прежний дом.

В маленьком кабинете было тепло. По знаку хозяина раб придвинул кресла ближе к жаровне. Ещё прежде, чем мы сели, появился другой раб с большим кувшином и серебряными чашами. Вместо того чтобы встать, по обыкновению, поблизости, Тирон занял один из стульев. Теперь он был не раб Цицерона, а его доверенное лицо и полноправный соотечественник. Всё же я заметил, что на коленях он держит вощёную дощечку, а в руке острую палочку для письма.

Цицерон осторожно отпил из чаши. Тирон последовал его примеру. Я пригубил вино. Оно было хорошо нагрето и хорошо разбавлено – Цицерон всегда отличался умеренностью в еде и питье. Но не таков был Марк Целий – по крайней мере, в те годы, когда я его знал. Перехватив мой взгляд, он подчёркнуто последовал примеру наставника – сжал губы и едва коснулся напитка. Это придало ему вид до крайности самодовольный, и у меня мелькнуло подозрение, что он попросту передразнивает своего учителя.

Зато Милон не стал деликатничать. Он залпом осушил свою чашу и тут же протянул её рабу, чтобы тот налил ещё.

- Мне показалось, Гордиан, что ты удивился, узнав Милона. Ты ведь не ждал, что он окажется здесь, не так ли?

- Сказать по правде, я думал, что он уже на полпути к Массилии.

- Пожал хвост и кинулся наутёк? Ты совсем не знаешь моего друга Милона, если считаешь его таким трусом.

- Полагаю, это была бы не трусость, а элементарный здравый смысл. Как бы то ни было, по городу ходят слухи, что Милон бежал в Массилию.

Милон насупился, но промолчал.

- Вот видишь, - заговорил молчавший до сих пор Целий. – Что я тебе говорил? Гордиан и его сын слышат всё. От их слуха не ускользнёт малейший шёпот в Риме.

Цицерон кивнул.

- А что ещё говорят?

- Поговаривают, что Милон тайком вернулся в город прошлой ночью и забаррикадировался в своём доме. Что он был там, когда толпа явилась поджечь дом.

- Значит, его считают не трусом, а безумцем. Вот уж нет. Милон провёл эту ночь под моим кровом и под надёжной защитой. Что ещё?

- Что он задумал заговор против республики. Сначала убил Клодия, а теперь собирает войско, чтобы идти на Рим. Что его сообщники устроили по всему городу склады оружия и серы, чтобы поджигать дома.

- Достаточно. Сам видишь, что всё это просто дурацкие сплетни. Милон спокойно сидит у меня дома, а не призывает чернь на улицах к мятежу. Разве у меня в доме пахнет серой и смолой? Заговор против республики, подумать только! Государственный переворот! Да во всё Риме нет более преданного республиканца, чем Тит Анний Милон! Подумать только, какую клевету он вынужден терпеть, какому риску вынужден подвергать себя…

Клевета и риск явно легли тяжёлым бременем на Милона, который допил вторую чашу и теперь хмуро смотрел на меня.

Я обвёл взглядом кабинет с его многочисленными свитками в углублениях, с картиной Иайи, изображающей сцену из «Одиссеи», с бесценным свитком Платона под драгоценным стеклом.

- Ты и сам рискуешь, Цицерон. Знай эта толпа, что ты прячешь Милона в своём доме…

- Хочешь сказать, что они однажды уже сожгли мой дом? Но это стало возможным лишь потому, что Клодий сумел выжить меня из Рима. Если бы я был здесь, то не допустил бы этого. И не допущу впредь, пока ещё в силах защищать то, что принадлежит мне. Кстати, и ты рискуешь, Гордиан. Я слышал, у тебя теперь тоже замечательный дом. Семья. Подумай о них – и вспомни, как эта чернь вчера мчалась на Форум, точно свора собак, и плясала от радости, когда курия горела. А знаешь, как Секст Клелий поджёг курию? Разломал скамьи сенаторов и сложил из обломков погребальный костёр для своего обожаемого Клодия. А поджигал куском пергамента, оторванным от свитка. Неслыханное святотатство! Кощунство! Они точно такие же, каким был их убитый вожак - ни уважения к республике, ни понятия об элементарной человеческой порядочности! Никчёмное отребье из дармоедов и вольноотпущенников! Говорю тебе, Гордиан: они угроза для любого порядочного человека.

Цицерон откинулся на спинку кресла и перевёл дух.

- Сейчас для нас главное, что у них хватило дурости сжечь курию. Пока они этого не сделали, преимущество было на их стороне – все жалели беднягу Клодия. О, это было отлично придумано – пронести нагое тело по всему Палатину, выставить напоказ все его раны. Ловкий ход. Должен признать, как адвокат я восхищаюсь. Будь у меня возможность притащить в суд изрубленный, исколотый, окровавленный труп и сунуть его под нос судьям – поверь мне, Гордиан, я не колебался бы ни единого мига. Шок и сочувствие – это две трети успеха. Но они перегнули палку.