Убийство на Аппиевой дороге

Первым, вызванным для дачи свидетельских показаний, был Гай Кавсиний Схола — один из друзей Клодия, сопровождавший его в тот день и также ехавший верхом. Он показал, что свита Клодия встретилась с более многочисленной свитой Милона около десятого часа дня; что всё началось со стычки между арьергардами; что причина стычки ему неизвестна, хотя он подозревает, что свару затеял кто-то из людей Милона; что когда Клодий обернулся и посмотрел на Биррию, тот метнул в него копьё, которое попало ему в плечо и выбило из седла. В начавшейся вслед за тем битве он, Схола, также был выбит из седла; рабы Милона наседали на него, и он вынужден был бежать в лес, где и укрывался до глубокой ночи. Когда всё стихло, он вернулся на виллу Клодия, застал там полный разгром и узнал, что люди Милона убили управляющего, а также наставника юного Публия. На следующий день Схола вернулся в Рим. По существу, его история совпадала с тем, что я узнал от Фелиции — разве что он умолчал об оскорблении, которое Клодий бросил в адрес Биррии.

Затем Схола был подвергнут перекрёстному допросу, по окончании которого Милон, Цицерон и Марцелл о чём-то посовещались, а затем Марцелл поднялся с места.

По толпе зрителей прошёл взволнованный шум.

— Пусть говорит Цицерон! — выкрикнул кто-то. — Хотим видеть Цицерона!

— Нет, Милона! — выкрикнул другой. — С головой на пике!

Марцелл и бровью не повёл. Он был опытный оратор, закалённый в сенатских дискуссиях и выступлениях на судебных процессах, равно привычный и к словесным поединкам, и к улюлюканью толпы.

— Итак, Схола, — начал он, — ты утверждаешь, что всё случилось в десятом часу дня. Как же тогда…

Свист и улюлюканье из толпы заглушили его голос. Выждав, пока шум стихнет, Марцелл хотел продолжать; но едва он открыл рот, как в толпе заулюлюкали и засвистели громче прежнего. Повернувшись к председательскому возвышению, он развёл руками, как бы взывая к Домицию; но тут брошенный из толпы камень размером с детский кулак ударил его в спину. Крутанувшись на месте. Марцелл уставился на толпу, точно не в силах поверить собственным глазам.

Сбивая тех, кто стоял на пути, и спотыкаясь о перевёрнутые стулья, толпа с воплями хлынула по проходу между рядами сидящих к председательскому возвышению. Мы с Эко полагали себя в безопасности, поскольку были отделены от толпы множеством сидящих зрителей; но тут какие-то люди стали ломиться сквозь ряды сидящих, прямо по чужим плечам и коленям.

Домиций поднялся с места и яростно закричал на истцов. Те в ответ лишь беспомощно пожимали плечами и качали головами, делая вид, что не слышат его за шумом и ничего не могут поделать с разбушевавшейся толпой. Кандидаты в судьи — люди не из тех, кого легко испугать — в негодовании взирали на происходящее. Милон, Цицерон и Марцелл со своими секретарями торопливо сгребли пергаменты и восковые таблички и бегом кинулись поближе к Домициану. Толпа всё приближалась, не выказывая ни малейшего намерения остановиться, и они скрылись в храме, оставив Домициана одного; уперев руки в бока, он стоял перед толпой, преграждая ей путь в храм. Но клодианам вполне хватило того, что они заставили Марцелла умолкнуть, а Милона ретироваться. Удовольствовавшись этим, они заняли опустевшие скамьи и принялись распевать непристойные песенки про Фаусту. Когда стало очевидно, что порядок восстановить не удастся, кандидаты в судьи и те из мирных зрителей, что не разбежались раньше, стали расходиться. Пошёл слух, что к храму движутся солдаты Помпея. Заслышав это, клодиане кинулись врассыпную, и очень скоро двор храма Либерты опустел.

Так закончился первый день процесса над Милоном.

Второй день начался так же, как и первый, с той лишь разницей, что места для сидящей публики теперь было меньше из-за оцепивших двор солдат, которых прислал Помпей по настоянию Домиция Агенобарба. Отныне римская справедливость будет вершиться под защитой римских мечей.

Допрос свидетелей возобновился. Для дачи показаний были вызваны жители Бовилл и окрестностей. Первой вызвали Фелицию. Точно актёр, которому наконец-то дали сыграть главную роль, она стремилась всецело завладеть вниманием зрителей, красуясь перед ними и то и дело одаривая их совершенно неуместной улыбкой, так что пока судьи подвергали её перекрёстному допросу, многие из зрителей откровенно пялились на неё, совершенно не слушая, что она говорит.

Вторым давал показания её брат Феликс. Он подробно рассказал всё, что видел в тот день — как раненный Клодий с кучкой телохранителей отступил в Бовиллы, как рабы Милона во главе с Евдамом и Биррией спустя некоторое время последовали за ними и затем вернулись, гоня перед собой пленных со связанными руками. Потом был вызван Филемон. Он почти слово в слово повторил то же самое, что говорил на контио. Вдовы харчевника на суде не было — вероятно, он всё ещё не вернулась из Регия. Её сестра и деверь пересказали суду, что услышали от неё, и подробно описали, какой разгром застали в харчевне.