Убийство на кафедре литературы

Было несколько телефонных звонков. Мне кажется, я позвонила доктору Шаю — выяснить что-то насчет студента, который подал с опозданием курсовую работу, а потом доктору Шуламит Целермайер — ее проще застать утром, — потому что у меня был вопрос к ней, потом я позвонила профессору Тирошу: возникла проблема с финансированием, а только он уполномочен этим заниматься.

Адина остановилась, чтобы перевести дух, но тут же она вспомнила одно обстоятельство и принялась описывать, что она делала после того, как поговорила по телефону. Михаэль чувствовал себя как ученик чародея, которому удалось задействовать волшебные самодвижущиеся веники, и он не знает, как их остановить[11].

Поток нарастал, лицо Адины выразило удовлетворение хорошим ответом на экзамене. Михаэль стал уставать, он чувствовал себя совершенно бессильным перед этим потоком слов, но знал — если ее остановить, она потеряет нить. Время от времени он, к ее удовольствию, что-то записывал на лежащей перед ним бумаге. В ходе беседы он полностью утратил способность отделять главное от ерунды и лишь минут через двадцать сумел взять себя в руки и сосредоточиться. А ее уже несло дальше. В пятницу вечером она пекла, потому что «в субботу должны были прийти дети, несмотря на то что у внука немножко поднялась температура и дочка колебалась, к тому же ее муж чувствовал себя не очень хорошо и весь день провел, сдавая анализы», и так далее — высоким дребезжащим голосом. Когда она принялась описывать визит дочери, Михаэль успел вставить волшебную фразу, которая прекратила ее словесный поток: «Минутку, извините».

Она замолчала и озабоченно, хотя и вполне доброжелательно посмотрела на него. Тогда он спросил о ее отношениях с работниками кафедры.

Ее оценка преподавателей сводилась к тому, как они выполняют свои административные функции, как заполняют бланки экзаменационных ведомостей, как проставляют отметки. Михаэль быстро понял, что доктор Шай, к примеру, всегда серьезно относился к курсовым работам и быстро выставлял оценки, причем его оценки были всегда оправданны.

— Ладно, я не знаю, не разбираюсь в их работе, но он все делал как положено, студент сдает мне курсовую, я передаю ее, и никаких осложнений. А в прошлом не раз случалось, что студент утверждал, будто сдал работу, а преподаватель ее потерял, зачем мне эта головная боль?

Она разгладила складки на платье. Все вопросы, касающиеся личности преподавателей, их чувств, их отношений друг с другом вызывали в ней страх, запутывали, сбивали.

— Я не хочу заниматься сплетнями, — сказала она презрительным тоном, когда он спросил ее об отношениях Тироша с женой Тувье Шая. — Доктор Шай делает свою работу как положено, у него всегда все в полном порядке. Во всяком случае, насколько мне известно, — поспешила она добавить.

— Что же касается Тироша, — заявила она после получаса беседы, — то он не всегда справлялся со своими обязанностями.

Михаэль понял, что Тироша она побаивалась, но относилась с почтением, хотя тот не всегда вовремя выставлял оценки, а иногда студенты жаловались, что он не делает никаких письменных замечаний, а то и вообще не читает их работ.

— Но это уже не мое дело, в этом я не разбираюсь, этого я не понимаю, — поспешила она добавить.

То есть это, мол, не по правилам — требовать от нее информацию не по теме экзамена.

— Идо Додай, — тут ее лицо приняло торжественно-праздничное выражение, — он был таким симпатичным, всем интересовался. Есть люди, их немного, которые ценят твою старательность, и Идо был как раз из таких. Он всегда меня благодарил, ценил мой ответственный подход к делу.

Тут Михаэль позволил ей всплакнуть, шумно высморкаться в бумажную салфетку, которую она достала из черной сумочки.

Адина Липкин воплощала весь комплекс представлений Михаэля о типичной секретарше. То ли она всегда была такой, то ли со временем грани между ее личностью и функциями совершенно стерлись. Он оторвал взгляд от бумаги и снова с интересом стал разглядывать сидевшую перед ним женщину.

Михаэль почти сразу понял: единственный, кого она обожала, — это профессор Арье Клейн. Она трижды повторила: «Это человек!» — и каждый раз с новой интонацией.

— Вы ни от кого не услышите о нем худого слова. А какая у него жена! Какие дочки! Я приведу вам пример, — сказала она «на закуску», — вы же знаете, как много могут сказать о человеке разные мелочи (Михаэль кивнул), — он никогда не возвращался из-за границы без маленького подарке мне, это мелочь, но ведь он обо мне думал, это так трогает. В нынешнем году он отсутствовал, и было очень тяжело.

Ее ответы стали более конкретными, когда он спросил о заседаниях кафедры. Она никогда в них не участвовала, но все протоколы хранятся у нее. Разумеется, она даст их ему, если он получит соответствующее разрешение. Нет, протоколов она никогда не читала, она их только хранит. Как правило, протоколы ведут рядовые преподаватели или аспиранты. Нет, она не посещает факультетские семинары, она так тяжело работает, что у нее на это времени нет, к вечеру она совершенно выдыхается.