Убийство на ранчо

Я с удивлением забрал деньги, а Уэлч тем временем сгреб со стола всю мелочь и тоже отдал мне. Такого со мной не случалось еще ни разу, хотя я давно потерял счет арестам. Что ж, я лишний раз убедился, что жители Монтаны непредсказуемы. Правда, не исключено, что помощник шерифа просто пускал мне пыль в глаза, рассчитывая, например, на то, что мой сокамерник или тюремщик оберет меня до нитки, а потом поделит добычу пополам.

– Посади его в пятую камеру! – приказал Уэлч Морту. – И будь с ним поосторожнее. Греве по-прежнему в двенадцатой?

– Сами знаете, – кивнул Морт.

– Ладно, веди этого в пятую. Отпечатки пальцев Эверс возьмет у него потом. Похоже, он убийца, так что времени у нас хватит. Не могу сказать тебе, как его зовут, потому что отвечать он отказывается. Можешь называть его…

– Я знаю его имя, – перебил Морт. – Это Гудман. – Он положил руку на кобуру. – Пойдем, Гудман.

Я повиновался.

Глава 11

В воскресенье в десять минут шестого утра надзиратель открыл ключом дверь моей камеры и объявил:

– К вам пришли.

Не могу сказать, что я очень обрадовался. Ни Вулф, ни Лили прийти ко мне не могли. Скорее всего, это был Лютер Доусон, поскольку Лили, когда ее припирают к стенке, становится чрезвычайно предприимчивой. Но в любом случае это всего лишь визит вежливости. Я мысленно поставил двадцать против одного, что в августовское воскресенье во всем округе не сыскать ни единого судьи, который мог бы распорядиться выпустить меня под залог. Конечно, гостем мог оказаться и шериф Хейт, но толку от такого посещения было бы кот наплакал. Он бы пытался заставить меня говорить, а я бы со свойственным мне остроумием препирался, настаивая на том, что нем как рыба. Словом, меня мало беспокоило, кем в итоге окажется мой посетитель. Я шагнул к двери и столкнулся нос к носу с Эдом Уэлчем. Увидев, что он держит в руке наручники, я удивленно приподнял бровь. Куда мы отправляемся на сей раз?

Уэлч ловко защелкнул наручники у меня на запястьях и сказал:

– Пошли.

Я зашагал по коридору. Проходя мимо камеры номер двенадцать, я мысленно выразил надежду, что Греве не придет в голову именно в этот миг выглянуть и увидеть меня, поскольку времени на объяснения не было. Уэлч отпер ключом массивную зарешеченную дверь в конце коридора, потом еще одну, и мы очутились в самом конце бокового крыла здания суда. Однако мы и там не остановились, а продолжили путь до главного вестибюля и поднялись по лестнице. Я уже начал думать, что проиграл пари о судьях. Неужели Лили и Доусону удалось прервать уик-энд одного из них? Но на втором этаже Уэлч увлек меня направо к двери, в которую мне уже доводилось заходить прежде. Она была нараспашку, и в проеме при нашем приближении показался тот самый человек, имя которого красовалось на прикрепленной к двери табличке – окружной прокурор Томас Р. Джессап. Нас разделяло еще шага четыре, когда он заговорил:

– А зачем наручники, Уэлч?

– А почему бы и нет? – переспросил Уэлч.

– Снимите их.

– Если это приказ, то ответственность ложится на вас. Он оказал сопротивление при аресте.

– Это приказ. Снимите их и заберите с собой. Я позвоню, когда вы мне понадобитесь.

– Я никуда не ухожу. Мне приказали присутствовать при разговоре.

Джессап шагнул вперед:

– Снимите наручники либо отдайте ключ мне. Если вы сами не сознаете, кто здесь вправе отдавать приказы, то шерифу Хейту это, без сомнения, известно. Как и мне. Так что отдайте мне ключ и не переступайте порог моего кабинета. Когда вы мне понадобитесь, я позвоню.

После мучительного раздумья Уэлч вынул связку ключей, отцепил от нее нужный ключ и отдал Джессапу, после чего повернулся и загромыхал вниз по лестнице.

Джессап кивком показал, чтобы я заходил, вошел следом и закрыл за собой дверь. Выглядел он таким же молодцеватым и подтянутым, как обычно, но глаза были красные и опухшие, а на щеках появилась щетина. Ни в приемной, куда мы вошли, ни в кабинете, куда мы последовали, кроме нас, не было ни души. Кабинет был хорошо освещен светом, проникавшим через три окна. Джессап придирчиво осмотрел меня и сказал:

– Никаких отметин я не вижу.

– За исключением плеча, в которое меня лягнул Уэлч, – сказал я. – Мое сопротивление аресту проявилось в том, что я попытался уклониться от зуботычины.

Я протянул вперед обе руки. Джессап снял с меня наручники и спросил:

– Что вы им рассказали?

– Ничего. Только объяснил Уэлчу, что означает выражение «буду нем как рыба». И еще попросил разрешения позвонить юристу по имени Джессап. Это было около трех утра. С тех пор разговаривать было не с кем.

– А Хейт?

– Не появлялся.

– Хорошо. Сейчас мы поговорим, но сначала… – Он указал на обвязанную бечевкой коробку. – Это от мисс Роуэн. Закуска. Сейчас поедите или сначала поговорим?

Я ответил, что лучше поговорить, а уж потом не торопясь перекусить. Джессап уселся за свой письменный стол. Когда я сел напротив, Джессап извлек из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул мне:

– Тут все написано.