Убийство на вокзале. Сенсационная история раскрытия одного из самых сложных дел 19 века

– Господа, если вы придете к последнему выводу, вы обязаны выполнить мучительный долг перед обществом, независимо от последствий: вынести обвинительный приговор. Но пусть ни на минуту ощущение чудовищности преступления не заставит вас действовать, исходя из того, что правосудие требует жертвы. Справедливость не требует жертв. Справедливость требует и предпочитает, чтобы девяносто девять виновных избежали наказания, если это спасет хотя бы одного невинного, что был принесен в жертву ошибке. И пусть Всевышний приведет вас к верному и справедливому приговору.

Председательствующий судья выглядел переполненным чувствами в конце своей невероятной речи, последние фразы которой еще годами будут отдаваться эхом в умах слушателей. По просьбе присяжных им были переданы для последнего осмотра несколько вещественных доказательств, в том числе молоток и чепец, и в 14:40 присяжные удалились для совещания. Джеймса Споллина отвели в камеру, а судьи остались за своим столом. Никто не хотел покидать зал суда на случай неожиданного возвращения присяжных, но скука вскоре измучила людей, а потому они начали переговариваться, и уже через несколько минут по всему залу образовались небольшие группки, горячо, но вполголоса обсуждавшие вероятный вердикт.

На часах было десять минут пятого – гораздо меньше, чем все ожидали, – когда гул разговоров прервался, словно кто-то перекрыл кран. Присяжные заседатели вернулись в свою ложу. Зрители тоже поспешили занять свои места, в то время как Споллин вновь появился на скамье подсудимых, а пристав мистер Аллейн назвал имена присяжных, чтобы убедиться, что все они присутствуют. Затем он спросил:

– Господа присяжные, пришли ли вы к единогласному вердикту?

– Да, – сказал бригадир, протягивая ему лист бумаги.

Джеймс Споллин поднялся со своего места на скамье подсудимых и неуверенно облокотился на перила перед собой. Мистер Аллейн развернул листок и внимательно изучил его содержание. Зал суда затаил дыхание, когда он поднял взгляд и звучным голосом объявил:

– Присяжные считают, что Джеймс Споллин невиновен.

17 Вторник, 11 августа

а несколько секунд после оглашения приговора зал суда на Грин-стрит наполнился бурными эмоциями. Раздались возгласы удивления и ужаса, а вспышка аплодисментов была быстро заглушена полицейскими, расположившимися на галерее для публики. На скамье подсудимых Джеймс Споллин ударил кулаком по железным перилам и воскликнул: «Мои дети!» Он прижал руку к лицу и рухнул в объятия двух охранников, которые помогли ему сесть на стул и ослабить шейный платок. Пристав принес кувшин с водой и обмыл ему лицо и шею, так как только что оправданный человек был на грани потери сознания.

Несколько минут спустя Споллин пришел в себя, и ему было позволено выступить перед судом. Говорил он неуверенно, мысли его путались под влиянием бушевавших в нем чувств.

– Милорды и джентльмены, я считаю себя не совсем обманутым. Я был уверен, что передо мной стоят двенадцать моих соотечественников – людей опытных, со счастливым очагом и доверием в семейном кругу. Я думал, что они беспристрастно рассмотрят мое дело, и они это сделали. Не мне начинать расхваливать себя, но меня привели сюда несправедливо…

Споллин поднял руку и обрушил ее на перила перед собой:

– Несправедливо по… Но я не буду осуждать женщину. Я любил эту женщину, но это ужасно – быть в руках женщины-тирана. Я должен поблагодарить двух достопочтенных джентльменов… – он указал на двух судей, которые бесстрастно слушали его бессвязный монолог, – …столпов закона за судейским столом. Возможно, я слишком раним, раз считаю, что слуги Короны слишком очернили мою репутацию в своих обращениях к присяжным. Однако я, слава Богу, спасся.

Споллин поднял руки к небу:

– Благодарность и хвала Богу! Аминь.

После этой проникновенной проповеди Споллин сел. Но почти сразу же его осенила другая мысль, и он снова встал:

– Боюсь, что мою репутацию уже не исправить. Мои дети – единственные, кого я люблю, и я должен их обеспечивать, – он продолжал бороться со слезами. – Но если у меня будут средства, мне хотелось бы уехать в какую-нибудь тихую колонию на всю оставшуюся жизнь…

Главный судья Монахан решил, что достаточно слушал, и перебил Споллина:

– Есть ли еще какие-либо обвинения в отношении подсудимого?

Он получил отрицательный ответ, но Споллин все равно не унимался:

– Я хотел бы выразить искреннюю благодарность прессе за молчание во время моего заключения. А также вашему уважаемому другу, мистеру Куррану, моему адвокату, за неустанную энергию, которую он продемонстрировал. Пусть он и мистер Сидни проживут еще много дней, не защищаясь в суде по таким делам, как мое!

Споллин в изнеможении опустился на стул. Последняя часть его речи была почти заглушена радостными возгласами с улицы, где только что объявили о вердикте. Мистер Сидни поднялся на ноги:

– На улице много народу, милорд, и, наверное, лучше пока не отпускать подсудимого.

– Ну что ж, – сказал главный судья Монахан. – Он официально освобожден, но может оставаться с начальником тюрьмы до завтрашнего утра.