Убийство номер двадцать

– Умер ее приемный отец. Этот человек оказал большое стабилизирующее влияние на ее жизнь. Просто невероятно, как многое может изменить любящий родитель. – Элайджа с улыбкой поднимает голову. – Но шесть месяцев назад он умер – внезапный сердечный приступ, – и с этого момента я стал замечать, как Мэгги буквально трещит по швам. Я стал важней для нее, чем когда-либо. Я был единственным мужчиной, оставшимся в ее жизни. – Он смеется. – Единственным, конечно, не считая тебя.

Адам отшатывается.

– Меня?! – рычит он. – А я-то тут, блин, при чем?

– Я убедил ее, что Ромилли все еще любит тебя, несмотря на развод. Это включило тебя в наш маленький план, который стал бы окончательной местью за то, что она сделала. Ромилли, в голове у Мэгги, – это причина, по которой я здесь. Причина, по которой мы не можем быть вместе – во внешнем мире.

Адам чувствует, как в нем нарастает отвращение, и проглатывает его.

– Ты стал приказывать ей убивать.

– Да. И кого убивать. – Он поднимает руку, позвякивая наручниками, и показывает на Адама. – Мэгги всегда была одержима знаками. Крошечными намеками, которые вселенная якобы подбрасывает ей, чтобы указать путь. И из этого я понял, что мой план будет полностью выполнен.

Адам качает головой. Все это натуральный съезд башни, полный отвал башки…

– Но почему? Зачем пытаться досчитать до двадцати?

Элайджа игнорирует его вопрос.

– Ты ведь сделал как раз то, чего я от тебя ожидал? После того, как был здесь в прошлый раз?

Адам молчит. Он понимает, что Коул имеет в виду медкарты своих пациентов, в которых могут обнаружиться имена первых трех жертв Доброго Доктора и которыми теперь занимаются другие детективы. Они кропотливо просеивают информацию, просматривая истории болезни и сверяя их с причиной смерти. Дело это долгое, скучное и утомительное.

– Ищем, – отвечает он.

Элайджа удовлетворенно кивает.

– Я не сомневался, что ты сразу двинешь туда. В мою старую клинику. И знал: все, что ей придется сделать, это просто подождать.

– Меня.

– Да. Тебя, Адам.

Взгляд Коула опускается на руки Адама, сейчас прикрытые рукавами рубашки. Он медленно тянется к ним; охранник делает шаг и останавливает его. Коул опять улыбается – ухмылкой змеи или аллигатора, у которых выхватили добычу прямо из-под носа.

– Насколько далеко она продвинулась, Бишоп? – медленно произносит он. – Со своими иглами и скальпелем? Ты кричал? Плакал? Пока тебя наконец не спасли?

Адама вновь обдает холодом, леденящий страх пронизывает его до костей. Блеск металла, прикосновение острой стали к коже…

– Как ты узнал?

– Про твою фобию? Я про нее и не знал. Это Мэгги мне рассказала – после тех ваших прививок. Но то, как это тебя зацепило… Тогда мы и не думали, что это так отлично сработает, – продолжает Элайджа с ухмылкой. – И мне эта идея очень понравилась. Как и то, что она сделала. Отцы, как правило, недолюбливают своих зятьев, так ведь?

– Большинство отцов не организуют их пытки! – кричит Адам. Но тут же останавливается. На миг закрывает глаза. Он не доставит ему такого удовольствия, позволив увидеть свой страх. Ни в коем случае. Сейчас нужно сосредоточиться на том, зачем он здесь. На жертвах. На справедливости.

– Сколько их там было на самом деле, Элайджа? – спрашивает он.

Доктор тихо посмеивается.

– Напугался, Бишоп? Того, что первых было больше трех? Что их сотни, как у Шипмана?

Адам молчит, и Элайджа вздыхает.

– Знаешь, как долго я проработал врачом? До того, как меня арестовали?

Адам обжигает его взглядом – он отказывается играть в эти игры.

– Тринадцать лет! Тринадцать лет я спасал жизни, Бишоп. Знаешь, скольким людям это соответствует? Поскольку лично я не знаю. Их, должно быть, сотни. Если не тысячи – людей, которым я помог.

– И что с того?

– Значит, это мне как-то зачтется, точно?

– Это, мать твою, не пропуск для выхода из тюрьмы! – взрывается Адам. Логика этого человека – безумие. – Ты не выйдешь отсюда на все четыре стороны лишь потому, что диагностировал у кого-то рак! Ты убиваешь, насилуешь и пытаешь хотя бы одну женщину, и всё – игра окончена.

– Может, и так… – Элайджа небрежно склоняет голову набок, раздумывая над его словами. – Но я думаю, что мне все-таки следует отдать должное. Я мог бы убить гораздо больше людей.

Он встречает недоверчивый взгляд Адама.

– О, не переживай! Ты можешь спокойно спать по ночам.

Коул поднимает руку, сжимая пальцы в кулак. Затем медленно, один за другим, выпрямляет пальцы.

– Этель Хэншоу, – говорит он, и его указательный палец нацеливается в потолок. – Вера Фокс и Фред Пауэлл.

Элайджа останавливается.

– Всего трое. Как я и говорил. – Он пожимает плечами. – Хотя вскоре я понял, что это не мое. Вы когда-нибудь кого-нибудь убивали, старший детектив-инспектор Бишоп?

– Нет.

– А хотелось? – Коул смеется. – Можешь не отвечать. Наверняка да. Но ты слишком слабый человек, чтобы через это пройти. Чтобы лишить человека жизни, нужен кто-то покрепче в коленках.

– Кто был первым, Элайджа?

– Джоанна. Мать Ромилли.

Адам резко втягивает воздух сквозь зубы.