— Галина, — раздался от двери теплый голос Фендрана. — Не стоило так суетиться.
— Глупости. Не каждый день тебе исполняется пятьдесят лет, — сказала мать, с удовлетворением оглядывая пространство. — Мой муж заслуживает суеты.
— Тогда я с радостью принимаю предложение, — ответил Фендран, сияя.
Вскоре наступил обычный семейный хаос, и все заняли свои места — родители Дрю, как обычно, бок о бок, и четыре ее брата: Лейф, Мартан, Пенн и Уилл, которые уже спорили о том, какой кусок мяса лучше.
Улыбаясь, Дрю заняла свое место напротив огромного арочного окна, выходящего на темнеющую территорию.
Огонь свечей заплясал, когда ее мать поднялась на ноги и подняла бокал с игристым вином.
— Моему мужу. Вся моя любовь и наилучшие пожелания в день твоего пятидесятилетия. За следующие пятьдесят вместе.
Глаза Фендрана заблестели от непролитых слез, когда он поднял свой бокал в ответ.
Дрю сделала то же самое, с радостью подняв бокал за отца, и поднесла бокал к губам.
Тьма ворвалась.
Стекло разлетелось вдребезги.
Громкий крики пронзили воздух, и ониксовая сила обрушилась на всю семью Эммерсонов.
Все, чего Дрю когда-либо боялась, ожило перед ней в клубах теней, вырвав из ее рта испуганный крик, когда ее семья внезапно легла вокруг нее умирать.
— Галина! — закричал Фендран.
— Ма! — Голос Лейфа прорвался сквозь темноту.
В кромешной тьме Дрю слышалось хриплое дыхание и тихие всхлипывания, но она ничего не видела, не могла достаточно быстро добраться до своей семьи — когти пронзали ночь и кромсали кожу на ее икрах.
Она не помнила, как боролась, но, должно быть, боролась, потому что ее собственные ногти были расцарапаны и кровоточили. На руках и коленях она ползла по осколкам стекла туда, где, по ее мнению, находились родители и братья.
Еще одна волна темной силы пронеслась по комнате, отправив в полет все, что осталось на столе.
Послышались новые крики. Дрю не могла понять, где кончается один и начинается другой. Она не могла понять, кому они принадлежат, — только то, что ее семья, ее близкие страдают.
— Па… — прохрипела она, не обращая внимания на то, что стекло пронзает ее кожу, пока она карабкалась по полу.
Наступила тишина.
Внезапно криков больше не было.
Не было больше хаоса.
Неподалеку кто-то зажег факел.
У Дрю вырвался рваный всхлип.
Ее мать лежала на окровавленном ковре, ее туловище было изрезано когтями в клочья, а на губах застыл крик ужаса.
Пенн лежал рядом с ней, держа ее за руку. Из его носа текла кровь, глаза остекленели.