Убийство ради компании. История серийного убийцы Денниса Нильсена

Агрессия – естественный и полезный аспект человеческой природы. Она позволяет ребенку вырасти независимым, а взрослому – управлять своим окружением. Это необходимая часть любого стремления, связанного с развитием в определенных заданных рамках или получением новых знаний и навыков. Агрессия необязательно выражается в насилии по отношению к другим или в войне между нациями, поскольку слово это вполне применимо в повседневной беседе. Если заблокировать у человека любые проявления агрессии, то результатом станет болезнь. Юты, индейский народ в США, почти все страдают неврозами, поскольку их строгие этнические законы не позволяют никаких проявлений агрессии[52]. С другой стороны, агрессию необходимо держать под контролем, чтобы она не стала разрушительной, поэтому в природе существует особый механизм под названием «примирительный жест». Это можно наблюдать на примере животных. Гуси раскрывают крылья и вытягивают шеи, таким образом демонстрируя или выплескивая агрессию без необходимости по-настоящему ввязываться в драку. С той же целью серебристые чайки рвут траву. Даже соседские собаки демонстрируют похожий механизм, давая другой потенциально агрессивной собаке понюхать свой зад, чтобы «примириться» и избежать катастрофы. Мы делаем практически то же самое, когда пожимаем друг другу руки, показывая тем самым, что не несем оружия. Нельзя не восхищаться, пишет Конрад Лоренц, «физиологическими механизмами, которые побуждают животных вести себя бескорыстно ради блага всего «сообщества», поскольку эти механизмы работают так же, как законы морали в людях»[53]. А значит, мораль – это эволюционный аспект, присутствующий у многих видов, а не изобретение человека[54].

Все это ведет к тому, что естественный контроль Нильсена над своей агрессией дрогнул, из-за чего его поведение стало эгоистичным. Вместо выказывания примирительных жестов он обращался с людьми, переступившими порог мира его фантазий, как с муравьями. Согласно официальной психиатрической теории, агрессию в таком случае необходимо выпустить, чтобы предотвратить нечто более опасное (не это ли имел в виду Нильсен, когда говорил, что ему приходилось сжимать чье-то горло, чтобы «предотвратить нечто ужасное»? «Нечто ужасное» здесь – полный распад личности, о котором говорил доктор Голлвей).

Давайте рассмотрим психиатрические определения убийства. Убийство – это «защита от надвигающегося психотического разрыва эго»[55]. Это «эпизодическая потеря контроля, служащая инструментом регулирования, позволяющим отложить на время обширное разрушение личности»[56]. В своем исследовании «Гино» Вертам пишет: «Убийство, похоже, помогло Гино избежать гораздо более серьезных последствий для его психического здоровья». Убийства происходят из-за «серьезной потери контроля над эго, что позволяет открыто выразить примитивное насилие, рожденное из предыдущего, теперь подсознательного, травматического опыта»[57]. Восемнадцатилетний американский убийца Уильям Хейренс оставил записку, в которой говорилось: «Ради всего святого, поймайте уже меня, пока я не убил кого-то еще. Я не могу себя контролировать». А психиатр доктор Брассел утверждал, что Бостонский душитель, Альберт де Сальво, «прогрессировал» с помощью убийства к зрелости личности[58].

Все это, я полагаю, читать довольно неприятно, поскольку подобные определения подразумевают, что убийство можно оправдать – и эти оправдания не имеют ничего общего со знакомой нам моралью. Но смысл здесь не в том, чтобы оправдывать убийство, а в том, чтобы объяснить его как потерю контроля, подавление того сдерживающего фактора, который работает так хорошо в царстве животных. Доктор Вертам дает этой потере контроля имя. Это «кататимный кризис». «Акт насилия, – пишет он, – является единственным решением глубокого эмоционального конфликта, чья истинная природа минует сознание пациента». У кататимного кризиса выделяется пять стадий:

1) изначальное расстройство мышления;

2) кристаллизация плана;

3) крайнее напряжение, выливающееся в насилие;

4) поверхностная нормальность;

5) осознание и восстановление[59].

Любопытно, что история Нильсена вполне подходит под эту схему, если принять, что такой кризис может быть эпизодическим и происходить в разное время на протяжении пяти лет (Вертам изучал только одно убийство).

Если это так, то теперь мы знаем процесс, при котором контроль шизоидной личности над фантазиями ломается и позволяет подавленной агрессии вырваться наружу, но мы все еще не знаем происхождение этого конфликта, который искусственным образом удерживал агрессию в узде.

Нильсена спрашивали о его недостатке контроля. Он говорил, что его приводило в ярость чужое безразличие, особенно со стороны коллег в профсоюзе. Он постоянно говорил с ними и хотел, чтобы его поняли, но в процессе его пламенных речей люди начинали скучать или засыпали.